Шрифт:
Закладка:
Фредрик подумал о шрамах Морениуса. Кто-то так разозлился на Микаэля Морениуса, что стрелял в него из дробовика. А позже его сначала пытали и затем убили. Это хорошо вписывается в портрет вероломного преступника. Может быть, его настигло прошлое, и он понес наказание за стукачество?
Но в этой версии был изъян. Ведь какой смысл пытать предателя, если никто об этом не узнает? Пытают, чтобы испугать других, чтобы те держали рот на замке. Так почему же он стал едой для крыс? Мог ли он выдать какую-нибудь террористическую организацию? Наркобанду? Это бы объяснило, почему суд сослался на закон о безопасности. Это объяснило бы, почему испарились все следы, один за другим. Это бы объяснило необходимость скрывать свою личность.
Кто-то защищает его даже после смерти.
Но что тут делали его водительские права? И тогда чей это смердящий труп на лестнице?
– Где вы нашли права? – спросил Фредрик.
– Там, – Кафа показала на пол рядом с глубоким кожаным креслом, стоявшим на ковре с длинным ворсом у окна. Фредрик опустился на четвереньки. Заглянул под кресло, погладив рукой по темному ворсу. Понюхал ее. – Кофе, – пробормотал он, поднимаясь на колени.
– Парень на лестнице ходил по дому в одних носках. Штанах для бега и дырявых носках. Ведь так люди ходят у себя дома, разве нет?
– Да, – ответила Кафа. – Похоже, он здесь жил, – продолжила она. – Остается загадкой, что же случилось с той женщиной, которая должна была тут жить. С Гердой Тране.
Может быть, толстяк ее похитил? Может, он был тем чокнутым подонком, который запирал и насиловал старух? Сдирал с них кожу, дроча и смеясь?
– Конечно, могло быть и вполне правдоподобное объяснение. Но тогда зачем он говорил соседям, что его прислали из коммуны? Если он был другом или дальним родственником, зачем лгал?
– Выясните это, – хмуро сказал Косс. – Обнаружение трупа в люке не просочилось в СМИ?
– Нет.
– Хорошо, пусть так и остается.
Рыжеволосая полицейская, стоявшая в дверях, торопливо подозвала Кафу к себе.
– Подойдите сюда, – сказала она. – Мы обнаружили улику. В саду, под листьями.
Между высокой изгородью из барбариса и задней стеной виллы на траве полукругом лежали камни размером с шары для боулинга. Посреди бок о бок были посажены две березы.
Выглядело это как мемориал.
Капля пота, скопившегося на ладони, быстро соскользнула по запястью и исчезла в темных волосах подмышки. Ладонь была липкой, и Каин хотел закончить телефонный разговор как можно скорее. Он держал мобильный горизонтально у рта. Из плоского аппарата сочились невидимые волны, он знал это. Лучи нагревали клетки мозга, заставляли их вибрировать и срастаться, образуя уплотнения из мутировавшей ткани, тем самым выедали себе путь в голове. И затем встречались с безбожными небесами, высоко над жилым домом на улице Рейхвейнсгате в Рюселекка.
– В пятницу, – тихо сказал он. – Лин приедет к тебе в пятницу.
И положил трубку.
Лин лежала, прижавшись щекой к его голой груди. Она глубоко вздохнула, но Каин не думал, что разбудил ее. Узкая полоса солнечного света нашла путь между штор, и молочного цвета кожа Лин заблестела глянцем апельсина. Взглядом он последовал за полоской. По низкому, в восточном стиле столу и пакету с растолченными в порошок таблетками. По белому дивану с подушками в форме сердец. Фарфоровые куклы на подоконнике, пузырьки парфюма с детским запахом абрикоса и ванили, школьная форма, висевшая на вешалке в шкафу. Да, Лин уже начинает стареть. Даже несмотря на свои тонкие косички.
Вновь толчок внизу живота, и он почувствовал, как поры открылись, и тело стало мокрым от тягучего вонючего пота. Ему пришлось напрячь мышцы живота и сжаться, чтобы не обделаться. Медленно сосчитать до двадцати. Судороги немного отпустили. Кисло-сладкий запах вырвавшихся газов после спидов наполнил комнату и напоминал пережаренный лук.
Скоро все закончится. У него оставалась только пара граммов. И все закончится. Больше никаких амфетаминов.
Осознание пришло, когда Каин стоял в подвале. С серебристого цвета ледорубом в руке по локоть в крови. Прикованный взглядом к зияющей дыре в черепе Микаэля Морениуса.
В отличие от животных, у людей есть способность представлять себя на месте других. Мы ставим себя на место страдающего и чувствуем чужую боль. Это называется сострадание. Но сострадание не существует само по себе. Оно находится в симбиозе с темной стороной человеческой души, которая рождает фантазии о страдании и наши безграничные способности придумывать их. Те самые фантазии, которые подарили нам девятихвостый кнут, вилы для сожжения на костре инквизиции и «стул Иуды».
Удивительно, из чего жестокость может черпать подпитку, подумал он. Эти выпендрежные золотые сигареты. Да за кого эта свинья его держала? И Каин часами отрывался на нем по полной. Ломал пальцы, прожигал окурками, бил и пинал. Он открыл ворота своей хорошо развитой фантазии. Глаза. Он не мог выносить их жалостливого выражения. И он выжег их. Не почувствовав и тени сострадания. Только стук крови, приливающей к барабанным перепонкам, власть и опьянение.
Каин даже не спросил, зачем. Ему дела не было до того, кем тот был. Женат ли? Есть ли у него дети? Он понятия не имел. Только его имя. Того, кто должен умереть, звали Микаэль Морениус.
Это был приход. Амфетамин ограждал человека снаружи, запирая зверя внутри. Психоз. Не он. Он не такой. Каин. Убийца.
Это не я.
– Он не сразу заговорит, – сказал ему брат. – Но в конце концов расколется.
И он оказался прав. Конечно же прав. И они узнали, что остался всего один, кто знал. И это будет последняя жертва. Последняя плата.
Как можно более аккуратно он постарался взять женщину за хрупкие плечи. Снял ее с себя, но, видимо, недостаточно осторожно. Она проснулась, перевернулась на спину и посмотрела на него. Ему стало стыдно за запах, но Лин промолчала.
– У меня кое-что для тебя есть, – сказал он.
И пододвинулся на край кровати, вставил ноги в военные сапоги на полу и запустил руку в карман куртки. Овальной формы украшение размером с детскую ручку переливалось золотым и ярко-красным цветом и позвякивало толстой цепочкой у него в руке. Лин взяла кулон в свой маленький кулачок. Провела пальцем по золотой оправе. Центральная часть была усыпана драгоценными камнями размером со слезу. Лин дотронулась до них.
Каин наклонился вперед и открыл пакет на столе. Насыпал немного белого порошка на мягкую кожу между указательным и большим пальцами и втянул в себя синтетический опиоид. Велюр. Судороги в животе прекратились. Темгезик был его спасением. Это средство ему дала она. Женщина, с которой он говорил по телефону. И это был путь к избавлению от амфетаминов.
Лин погладила его по спине, и он посмотрел на нее. Она села, скрестив ноги, и маленькое сердце на резинке хлопковых трусов перекосилось. Она повесила цепочку себе на шею, и темно-красный кулон закачался между грудей. Он ткнул в него указательным пальцем и дотронулся до ее соска. Тот был темный, почти черный и твердый.
