Все разом закончилось. Я подозревал, что умру не в своей постели, но как-то не догадывался, что меня банально повесят.

Да, повесят. В Городе за тяжкие проступки вешали при полном стечении народа, на центральной площади.

Подавив в себе желание выматериться вслух, я встал, снял куртку и накрыл ей дремавшую на нарах Микки.

— Мьяяв-в!!! — за окошком неожиданно появился мохнатый и рыжий силуэт.

Котяра ловко протиснулся через ячейку решетки и спрыгнул на пол. Внимательно оглядел камеру, брезгливо фыркнул, после чего запрыгнул на нары к Микки.

К счастью, нас не стали разъединять, сработали наши заслуги перед военными.

Девочка, не просыпаясь, мгновенно сграбастала его и утащила под куртку. Кошак от неожиданности еще раз мявкнул, но протестовать и вырываться не стал.

Я улыбнулся, на душе немного потеплело. Когда вокруг всегда сплошная задница, быстро учишься находить в это сраной жизни что-то хорошее.

Громко лязгнула кормушка в двери.

— Лицом к стене, руки за спину…

Я встал и выполнил приказ. Микки что-то недовольно пискнула и стала рядом со мной. Котяра вырвался из ее рук и шмыгнул через окошко на волю. Судя по всему, он относился к приказам тюремной администрации с глубочайшим презрением.

Раздалась негромкая команда.

— На выход!

На запястьях защелкнулись наручники. Меня вежливо и бережно сориентировали к выходу из камеры.

И тут…

Мордатый и прыщавый, совсем молодой солдатик, с силой толкнул Микки.

— Шевелись, лярва!!!

Девчонка громко ударилась головой об стену и сползла на пол.

— Отставить! — тревожно выкрикнул прапорщик Белов, мой однофамилец и начальник городской тюрьмы. — Ты что творишь, рядовой, мать твою? Да я тебя…

Но уже было поздно.

Микки ловко вскочила на ноги, а ее тяжелый ботинок с глухим стуком врезался рядовому в пах. Парень громко икнул, сипло втянул в себя воздух, скрючился и завалился на пол.

Дальше все случилось само по себе.

Меня понесло.

Никогда не надо трогать Микки. Микки — это я. Ударили ее — ударили меня. А я очень не люблю, когда меня бьют. В любом случае, терять уже нечего, а значит — пусть что будет.

Навалился всем телом на прапорщика, ударил его головой в переносицу, а потом добавил под ребра коленом.

Я плохо стреляю, но рукопашка — моя стихия, годы увлечения бугуртом сказываются. Это только в кино рыцари и прочие средневековые персонажи красиво и изящно фехтуют разными железяками. В жизни нет никакой красивости, сила и мощь рулят. Любая схватка заканчивается рукопашкой.

— Белый, не надо… — забормотал прапорщик, сидя на полу и давясь кровью из разбитого носа. — Ты понимаешь, что ты творишь? Все еще можно решить…

Микки скользнула ко мне, присела возле Белова и сняла у него с пояса связку ключей. Я повернулся к ней спиной. Еще несколько секунд и наручники брякнулись об бетон пола.

— Скажи, Тимофей Иванович? — я вытащил из кобуры Белова пистолет, а потом достал запасной магазин из кармашка. — Когда твоей жене понадобились лекарства, сколько я взял с тебя? Правильно, ничего не взял.

— Белый, он молодой и тупой, я здесь не причем…

— Твои проблемы…

Микки в это время долбила ботинком по морде прыщавого. Его лицо быстро превращалось в кровавое месиво. А на лице самой девчонки не прослеживалось никаких эмоций. Оно было похоже на мертвую жуткую маску.

— Хватит, — я проверил патрон в патроннике, аккуратно стукнул рукояткой «Грача» в висок Белову и шагнул к выходу из камеры. Микки, как всегда, выполнила приказ беспрекословно. Сняла с пояса надзирателя дубинку, крутнула ее в руках и скользнула за мной.

Что делать дальше я не знал. Прекрасно понимал, что ничего не получится, но останавливаться уже было поздно.

Уйти, очень ожидаемо, не успели, решетки на выходе из подвала с громким лязгом захлопнулись, а потом прозвучал уверенный голос.

— Белый, ты не выйдешь.

Голос я сразу опознал — комендант Города майор Борис Комов. Единственный человек из военной администрации, с которым, по настоящему, я ладил и уважал его.

Я тяжело вздохнул и ответил.

— Ты же прекрасно понимаешь, чем все закончится, товарищ майор. Какой смысл?

— Белов и его человек живы? — негромко поинтересовался Комов.

— Живы.

— Тогда есть смысл.

— Какой? Ты же понимаешь, нас подставили.

— Справедливое разбирательство.

— После этого разбирательства, нас все равно вздернут? — я невольно усмехнулся. — Как думаешь, что я предпочту? Ну, какой резон?

— Резон есть.

У меня забрезжила слабая надежда. Очень слабая надежда, но Комов не стал бы врать.

Я посмотрел на Микки. В голове бешено забились мысли. Обосраться в петле или умереть с оружием в руках? Убить несколько невинных людей или потешить свое чувство собственного достоинства? И потом все равно сдохнуть?

Микки стояла рядом с каменным лицом. Я знал, что она сделает как я.

И все-таки решился.

Дальше все произошло быстро и очень прогнозировано. Нас взяла группа быстрого реагирования. Бить не стали, снова забили в наручники и препроводили в кабинет начальника военной администрации генерала Севостьянова.

Длинный, очень худой, бритый наголо, пожилой мужчина, в камуфляже без знаков различия тяжело на меня посмотрел. На его лице с рублеными, резкими чертами, не прослеживалось вообще ничего. Никаких эмоций, словно смотришь в каменную стену.

Я не отвел взгляда. А чего терять-то? Все уже случилось, остается только красиво сдохнуть.

— Белов… — генерал щелкнул зажигалкой в виде патрона, подкурил и с наслаждением затянулся сигаретой.

Я знал, что он курит очень редко, потому что сам доставал ему лекарства. Генерал уже давно боролся с раком легких.

— Белов, — повторил