выражалась прежде всего в формальном делегировании секретарям дополнительных функций и прав. Многие из них получали статус уполномоченных ГКО СССР, высшего органа военной власти. Так, 22 июля 1941 года секретарь Сталинградского обкома А. С. Чуянов был назначен особоуполномоченным ГКО по производству 76‐мм дивизионных пушек на заводе № 221 «Баррикады». Ему предоставлялось право «привлекать в помощь заводу № 221 любые предприятия и мобилизовать необходимые материальные ресурсы города Сталинграда и области». 15 октября 1941 года мандат уполномоченного ГКО по производству боеприпасов в г. Москве получил руководитель столичной партийной организации Г. М. Попов. Он мог «размещать заказы на боеприпасы на всех предприятиях г. Москвы независимо от их подчинения»[116]. Хотя со временем назначения партийных секретарей уполномоченными стали не столь частыми, как в начале войны, эта практика не прекратилась[117].

Помимо назначения секретарей уполномоченными ГКО, высшее руководство страны регулярно санкционировало различные единовременные акции региональной децентрализации. Особенно заметно это было на начальном этапе войны. Так, постановлением ГКО СССР от 22 августа 1941 года секретари ряда обкомов партии получили право в течение нескольких недель мобилизовать на предприятиях своей области оборудование, необходимое для производства боеприпасов. В постановлении шла речь о бездействующем и незагруженном оборудовании, а также безадресном оборудовании, поступавшем в результате эвакуации[118]. Очевидно, что широта категорий «бездействующее» и «незагруженное» оборудование позволяла местным властям действовать достаточно свободно.

Разрешения на переброску оборудования дополняли другие указания ГКО, поощрявшие локализацию. Нередко региональным властям в целом и секретарям обкомов (крайкомов) в частности поручалось перераспределение рабочей силы, сырья, материалов, транспортных средств с одних объектов на другие[119]. В ряде случаев региональные секретари получали право самостоятельно размещать на предприятиях своей области или края заказы на изготовление продукции, необходимой для реализации определенных ударных проектов[120].

Вместе с тем подобные узаконенные разрешения охватывали лишь некоторую часть процессов локализации управления. Обстоятельства военного времени стимулировали значительное распространение самовольных действий местных администраторов, что вызывалось важными объективными факторами.

Требуя от регионов выполнения своих директив, Москва опиралась на централизованную систему распределения ресурсов. Теоретически она предполагала, что принятые высшим руководством страны планы будут выполнены в каждом звене хозяйственной цепи. Однако на самом деле характерной чертой советской плановой экономики и в мирное время, а тем более в условиях войны была своеобразная плановая анархия. Многие решения принимались исходя из умозрительных приоритетов. Планы часто не подкреплялись необходимыми ресурсами, доводились с опозданием и менялись на ходу[121]. Установленные задания редко выполнялись в полной мере[122]. Разрывы в одном звене вели к разрывам многих кооперационных связей. Предприятия испытывали постоянный дефицит распределяемых из центра ресурсов.

Существовали два способа преодоления этих препятствий. Первый — жалобы в Москву на невыполнение поставок смежниками и требования выделить предусмотренные планом фонды[123]. Это был легальный, но низкоэффективный способ действий. Переписка с центральными инстанциями могла быть долгой и безрезультатной. Более действенным, хотя и рискованным было самостоятельное перераспределение ресурсов внутри региона в нарушение утвержденных планов. Отчасти такие несанкционированные свыше обмены являлись добровольными. В этом случае местные власти могли выступать своеобразными посредниками в переговорах между предприятиями о заимствовании материалов, сырья или топлива[124]. Однако более широко практиковалось принудительное перераспределение ресурсов по прямым распоряжениям или под косвенным нажимом региональных руководителей. Это могло касаться оборудования, сырья, материалов, топлива, транспорта, рабочей силы. Наблюдалось направление грузов, предназначенных одним потребителям, в адрес других; выдача заданий на производство продукции, не предусмотренной планами; приоритетное направление готовой продукции «своих» предприятий потребителям «своего» региона; несанкционированное использование ресурсов из государственных продовольственных фондов[125].

В общем, местные власти выступали в качестве диспетчеров, сглаживающих межведомственные противоречия, обеспечивали кооперацию между предприятиями, подчиненными различным наркоматам. Отчасти в таком сотрудничестве были заинтересованы и сами наркоматы. Они использовали возможности региональных руководителей для лоббирования определенных решений в центре или для получения определенных ресурсов на местах. Центральная власть, осознавая реалии войны, сравнительно сдержанно относилась к проявлениям локализации. Фактически из Москвы приходили противоречивые сигналы. С одной стороны, правительство поощряло локализацию в интересах выполнения срочных приоритетных задач. С другой стороны, такая самостоятельность запрещалась. Действуя в ситуации неопределенности, местные руководители предпочитали расширять рамки дозволенного.

Отмеченные тенденции, конечно, не свидетельствовали об утрате центром контроля над регионами. Каждый из региональных руководителей мог в любой момент не только получить взыскание, но и лишиться должности[126]. По мере стабилизации ситуации на фронтах наметилась тенденция упорядочения элементов системы руководства регионами. 6 августа 1943 года Политбюро возложило на секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова (в дополнение к другой его работе) «обязанность повседневно заниматься вопросами обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик». В качестве важного метода контроля предусматривалось восстановление регулярной практики отчетов на заседаниях Секретариата и Оргбюро ЦК[127]. Меньше чем за два года, с сентября 1943‐го по июнь 1945 года, на заседаниях Оргбюро были заслушаны отчеты 56 обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик[128].

Свою роль играл организационно-инструкторский отдел ЦК ВКП(б). Принятое 21 сентября 1943 года решение о задачах и структуре этого отдела объявляло его главной целью проверку исполнения местными парторганизациями директив ЦК[129]. Новые возможности для регулярного контроля над региональными властями открывало решение об обязательном направлении в Секретариат ЦК (а не только в КПК при ЦК ВКП(б), как ранее) записок и других материалов уполномоченных КПК по областям, краям и республикам. Решение об этом было принято Оргбюро 21 апреля 1944 года[130]. Фактор уполномоченных КПК, и ранее игравший немалую роль во взаимодействии центра и регионов, приобрел еще большее значение.

Несмотря на то что общий баланс централизации и локализации управления в годы войны невозможно выразить в конкретных цифрах и показателях, очевидно, что позиции секретарей в это время стали более прочными. Решая сложные задачи в чрезвычайных условиях, они были ключевыми агентами вынужденной локализации управления и бенефициарами связанных с этим административных и политических преимуществ. К числу таких преимуществ относились сравнительная лояльность центра и кадровая стабильность, расширение формальных и присвоенных полномочий, формирование репутаций эффективных управленцев, преодолевших испытание войной.

Послевоенная стабилизация номенклатуры

Тенденции развития секретарского корпуса, наметившиеся после завершения кадровой революции 1930‐х годов и