Шрифт:
Закладка:
Сколько жестокости, надо же. Пускай и только в словах.
За сектантами Варя наблюдает с искренним удовольствием: «Такие они очаровательные в своей слепой ненависти; ужасно интересно, куда их эта дорога заведет». Вслух Вик ничего не говорит, а мысленно – кривится: странное развлечение, дались ей сектанты, будто без них скучно жить.
Но все равно Варя слишком прекрасна, чтобы в нее не влюбиться – так же, как в город, агентство, Лену и еще целую кучу знакомых, друзей, мест, событий…
Однажды в сердце закончится место, и оно разорвется так, что никто не зашьет. Если подумать, не самая плохая смерть – от бесконечной любви; дали бы выбирать – выбрал именно такую.
Но пока… Пока сердце продолжает биться, и места в нем хватает всем.
– Как тебе? – интересуется Гор, когда Варя уходит («Вообще-то у меня выходной, я так, в гости забежала!»).
Вик молча кивает, потому что слов тут не подобрать: и Варя, и ее хтоническая тень такие… ну, в общем, такие. Что тут еще сказать?
– Надеюсь, она у нас задержится. Классная хтонь, чем-то на тебя похожа.
На него, серьезно? Хотя, если подумать…
У Вари тоже яркая хтоническая природа, и дело не в чистокровности: Лютый вон запросто за человека сойдет. Наверное, ей тоже важно быть чудовищем, проявляться как чудовище; а человеческий облик носить как маску – чтобы проще было жить среди людей.
– Варя здесь работает или на другой точке? – как бы невзначай уточняет Вик.
– Пообщаться хочешь? – тут же раскусывает Гор. – Здесь, да. Следующие два дня у нее как раз смены будут; я тебя с радостью отпущу, иди общайся.
– Ты лучший начальник. Серьезно.
– Стараюсь, стараюсь, – он шутливо кланяется.
Перебравшись из кресла на подоконник – поближе к свежему воздуху, – Вик пишет Лии: «А меня сегодня жрали;)». Она отвечает тут же – видимо, заказов нет: «Ты хочешь, чтобы я ревновала?»
«Да;)».
«Ну приезжай после работы, устрою тебе таку-ую сцену ревности…»
О, какой интересный планируется вечер! Отличное завершение интересного дня.
Хорошо, что все-таки согласился стать замом. Даже если провалится, если вернется на роль обычного работника – бесценный опыт никуда не денется. Когда бы еще его получил?
Гроб, гроб, кладбище; все такое
К ночи похолодало – хоть какое-то облегчение! – но окна в комнате все равно нараспашку. Обниматься, даже лежать рядом, сейчас не лучшая идея.
Но Лия утыкается лбом Вику в плечо и прикрывает глаза.
Обещанную сцену ревности она устроила на пороге – как только Вик выглянул из комнаты, прищурилась: «Ах так, значит, тебя там жрут? Ты для этого в замы сбежал? Мои когти под ребрами тебя уже не устраивают?» Полная глупость, даже в шутку такое предъявлять не хочется. Поэтому продолжать Лия не стала, махнула рукой и рассмеялась.
С чего ей ревновать? Она доверяет Вику как самой себе, зная: он сдержит обещание, сохранит секрет, а если и заденет словами, то исключительно по неосторожности. И то, что он флиртует со всеми подряд и всем раздает по кусочку своего сердца, вовсе не означает, что в этом сердце больше нет места для Лии.
Жениться и съезжаться они не спешат: две квартиры – это разнообразие. Можно выбирать, где валяться на диване после работы, на чьей батарее сушить промокшие под дождем джинсы, у кого оставаться на ночь. Тем более что на полгода отношений они вручили друг другу копии ключей – не хуже, чем обменяться кольцами, правда? И теперь необязательно подстраивать графики минута в минуту: берешь и приходишь, когда тебе удобно; конечно, если другой не против.
А еще две квартиры – это одиночество. Не губительное, наоборот: иногда сводит с ума даже молчаливое присутствие кого-то постороннего, пускай этот посторонний и самая прекрасная в мире хтонь. В эти перегруженные дни можно разойтись не то что по комнатам – по квартирам и друг от друга отдохнуть.
Бывает и наоборот: на плаву держит только знание, что в трех станциях метро живет Вик, а значит, если встать и выйти из дома… Но это же надо сначала встать и выйти!
В такие моменты до боли в стиснутых кулаках хочется, чтобы однажды «К тебе или ко мне?» превратилось в «К нам». И Вик был не в трех станциях метро – в трех шагах.
Может, однажды будет?..
В морозилке ждет мороженое, в холодильнике – две пачки сока. Они никуда не денутся, поэтому пока Лия выбирает лежать рядом с Виком.
И вспоминает – невольно, – как лежала после столкновения с сектантами.
Это был холодный октябрьский вечер. Вик отвез ее домой, проводил в комнату; зашторил окна, зажег свечи – ничего не поясняя. Лия, впрочем, и не спрашивала – опустилась на кровать, подтянула колени к груди и уставилась в блаженно пустой темный угол. Не хотелось ни цепляться за что-то взглядом, ни о чем-то думать. К счастью, не думалось; только пульсировала в висках равнодушная мысль: «Все закончилось. Все позади».
Она ведь и правда спровоцировала сектантов. Да, ради благой цели: отомстить за Лютого и Тори, заставить их понести наказание, но… Может, стоило выдохнуть, остудить голову и попробовать иначе – например, для начала заявить в полицию?
Теперь уже поздно: что случилось, то случилось. Что будет, то будет.
Проследив за взглядом, Вик пошутил: «Ты прямо как котик – тоже таращишься в никуда». Лия мотнула головой: пожалуйста, ничего не говори, не сейчас.
Он понял; лег рядом, обнял, и так они молчали, наверное, до полуночи. А потом Лии стало легче – и она, прошептав: «Спасибо», отключилась.
Сейчас молчать необязательно, просто и так слишком хорошо, чтобы говорить. А вот у Вика всегда найдется история-другая.
– Я тут любовался на отсутствие балконов – ну, на эти железки, торчащие из стен. Каждый раз, когда их вижу, вспоминаю, как учитель при мне вышел покурить.
Про учителя Лия знает: это хтонь, к которой Вик ходил в юности, чтобы научиться контактировать со своей хтонической частью. У полукровок все индивидуальнее, чем у чистокровных: кто-то остается человеком до конца жизни, лишь иногда случайно проявляясь по-хтонически; кто-то легко принимает вторую природу и становится полноценным чудовищем; а кто-то мучается, не в силах склониться ни к какой из сторон, как мучился Вик.
Хорошо, что все позади.
Но вот про курение и балконы Вик раньше не рассказывал!
– Это было на третьем, что ли, занятии… Мы сидели-сидели, я дико вымотался; ну учитель и объявил перекур. Спросил, не против ли я, если он правда покурит – на балконе, конечно; открыл дверь… Я сунулся посмотреть – а там нет балкона, только эти железки. А он преспокойно садится на одну из них, будто внизу – не три этажа, и поджигает сигарету. В общем, если я раньше думал, что он нормальный, просто со странностями, тут я понял, что он странный с некоторыми нормальностями.
«Оно и логично, – хмыкает Лия. – Если ты не странный, то как придумать тысячу странных, индивидуальных способов наладить контакт с хтонической частью?»
Что там Вика учили делать? Тонуть в себе, танцевать с собой замысловатые танцы, приглашать себя на чай…
А еще ему отрезали кисть, да. Лия до сих пор не знает, насколько эта история выдуманная – целиком и полностью, только в деталях или вообще ни в чем, – но не то чтобы горит желанием выяснять. Пускай загадка остается загадкой.
Кажется, Вик тоже вспоминает странности учителя – потому что, сжав пальцы неожиданно холодной рукой, переходит на шепот:
– Я вроде не рассказывал… Мне однажды приснилось, как он меня сожрал.
– В каком смысле?
Неужели учитель во сне провел Вика через хтоническую тень?
– В прямом. Он был зверем, я был, ну, собой. Он распахнул пасть – от пола до потолка, темную, как беззвездная ночь; и я как-то без капли сомнения туда залез. – Помолчав, Вик прибавляет: – До сих пор помню его клыки, желтоватые, но явно все еще острые. Я не решился потрогать, а потом… Ну, потом он меня проглотил. И я почти сразу проснулся.
Лия понимающе кивает:
– Страшно было?
Тут же опоминается: чтобы Вик с его-то любовью к пожиранию – и вдруг испугался? Глупости!
Вот он и качает головой:
– Даже наоборот, было так хорошо. Будто я долгое время ходил с выбитыми суставами, а тут их вернули на место – и я могу нормально шевелить руками и ногами. Но на хтоническом уровне: странная нечеловеческая часть наконец полностью стала мной.
– А учитель?..
– Я ему рассказал, да. А он покивал: «Нормальная часть обучения, считай это инициацией». И сказал, что я не первый про такие сны говорю.
Интересно, всем полукровкам во время обучения снится пожирание – или только тем, кто ходит к этому учителю?
А может, пожирание – нет, зато инициация – да, каждому своя: кто просто умирает, кто