Шрифт:
Закладка:
Не говоря ни слова, Маргарет подала мне стоящий на тумбочке высокий стакан. В нем оказалась сине-зеленая кашица, по вкус похожая на смузи из сельдерея. Даже не хочется вспоминать, почему мне знаком вкус смузи из сельдерея. Но, довольно неожиданно, бодрости странная смесь придала не меньше чем походный энергетик из кофе с колой. Только кофе с колой — как удар молотом по печени, сердцу и прочим деталям организма, а эта зеленая кашица скорее всего даже полезна, тем более что вкус отвратный — не гарантия, но частый признак.
Отставив пустой стакан, я уже более свежим взглядом посмотрел на Маргарет. На язык просился вопрос о том, что случилось, но заговорил я сначала о другом.
— Ты уходишь или остаешься?
Мои слова заставили Маргарет вздрогнуть и побледнеть — она вновь выглядела так, словно призрака увидела.
— Берти, это ты? — вдруг едва слышно выдохнула девушка.
Может быть мое высочество и зовут Робертом или Альбертом, но даже так обращение «Берти» из ее уст точно не применимо. Да и я уже догадался, к кому именно она обращается.
— Ты думаешь, что…
Некоторые вещи лучше не произносить вслух. Договаривать я не стал, а покрутил указательными пальцами, показывая футбольный жест «замена». Маргарет поняла, кивнула мелко пару раз. Да, она действительно думает, что барон Альберт фон Вартенберг заменил в теле этом теле душу на свою.
Все так же молча я показал Маргарет сесть рядом. Наклонился, отводя огненно-рыжие локоны от небольшого аккуратного ушка, в котором блестит сережка большим зеленым — в цвет платью, драгоценным камнем. Если уж надо что-то сказать вслух, то лучше делать это так, чтобы никто не слышал. Я начал было собираться с мыслями, как уложиться покороче, а Марго вдруг обняла меня, прижавшись всей своей выдающейся — размера четвертого, упругой грудью. Но разбивая надежды девушки, я зашептал:
— Нет, я не Альберт фон Вартенберг, он сгорел…
Маргарет крупно вздрогнула, замерла, но отстраняться не стала.
— … Но я чувствую, что я и не прежний человек, а кто-то другой. Новый. Потому что старый «я» тоже сгорел, словно части души и воспоминаний не пропали, а исчезли как будто их и не было.
Марго осмыслила мои слова, потом задрожала крупно и не отстраняясь, всхлипнула. Около минуты я подождал, пока пройдут самые первые и громкие рыдания, потом снова спросил шепотом.
— Почему ты решила, что я — это он?
— Он го-оворить все тожье са-амое, — глядя на меня мокрыми от слез глазами, прошептала Марго с заметно усилившемся от волнения акцентом. — Что во-оспитал падо-оонка, который не должен п-по земле ходи-иить…
Маргарет вновь забилась в громких рыданиях, так что в попытке успокоить снова вынужден был прижать к себе и её, и её выдающуюся грудь. Ладно, вот это очень хорошо. В смысле не только упругая грудь — это хорошо, а хорошо, что я не поведением себя выдал, а созвучной только для Марго фразой. Но все равно нужно быть осторожнее — мало ли кому еще почудится, что мое высочество совсем не мое высочество?
Снова подождал немного, пока Марго чуть успокоится, после чего отстранился.
— Так ты остаешься или нет?
— Остаюсь, не остаюсь, это нева-ажно! Нам коньец! — громко шмыгнув носом, посмотрела она заплаканными глазами.
— Вот сейчас не понял.
— Нам коньец! — повторила Марго более громко.
Да, предчувствие меня не обмануло, что-то явно пошло не так.
— Это я слышал, я не понял, почему.
— Трон узурпировал твой дядя Харальд… — Маргарет по взгляду увидела, что сказанное мне понимания не приносит и решила зайти с других аргументов: — Твой отец называл его больным ублюдком, а король изгнал, запретив упоминать имя. А теперь… Вот, ты слышишь? — подняв палец вверх, заплаканная Маргарет замолчала.
С улицы отчетливо раздавался шум моторов. Обмотавшись одеялом — заметив, как смущенная Марго отводит взгляд, подошел к окну. Красиво: солнце уже опускалось за горизонт, облака и цитадель окрашены в красные закатные цвета.
Но природой любовался я краткое мгновение. От «нашей» башни отъезжала вереница машин. Те самые представительские, с флагами Скандинавской унии. Так, похоже свита моя всё, сваливает. Маргарет уже подошла сзади, оперлась на мое плечо и шмыгнула носом. Вереница машин между тем проехала через ворота, исчезая из поля зрения, шум моторов постепенно начал стихать вдали.
Из-за моросящего с утра дождя людей во внутреннем дворе немного, широкая площадь почти пуста. Никого, кроме дежурных часовых у каждой башни — у «нашей», кстати, не парни в треуголках, а два боярина в красных кафтанах стоят. Однако. Похоже, моя инициация силы дала мне некоторый иммунитет, а шум, который я слышал в полубеспамятстве прежде чем отключиться, был попыткой увезти меня. Видимо отстояли меня бояре, и возможно благодаря вейле-целительнице, которая после спасения вейлы-принцессы явно сменила ненависть на приязнь.
Хотел было уже отойти от окна, как увидел во дворе еще двоих. Великан Тоше и рябой Бока, даже до плеча ему не дотягивающий — приткнулись у стены неподалеку. Холодно им сейчас, наверное, и мокро — целый день с утра, получается, там стоят и моего решения ждут.
— Эй, великан! Как там тебя? — звук моего голоса звонко разнесся в по пустому двору.
На последнем слове я поморщился — чем громче речь, тем сильнее жжет огнем щеку. Мою гримасу великан, похоже, принял на счет моего недовольства собой и заметно взволновался, голос заметно задрожал.
— Егерь 2-го сводного отряда Северной Экспедиции Тодор Бенчев, ваше королевское высочество!
— Ты? — перевел я взгляд на рябого.
— Егерь 2-го сводного отряда Северной Экспедиции Богдан Крачунов, ваше королевское высочество!
— Помните — острым языком можно легко перерезать себе горло. Возвращайтесь к службе.
Если с великаном все просто — просто дурак, лишнего наговорил (пусть я с ним и согласен), а вот с рябым посложнее. Насиловать пленницу — плохая идея, но как понимаю и вейла-целительница и он в одном сводном отряде. Надо просто будет потом сказать ей, чтобы присмотрела за рябым, намекнув о причине.
Не отходя от окна, я повернулся к Маргарет.
— Нас хотели забрать с собой?
— Да.
— Почему не получилось? Бояре не дали?
— Нет, не бояре. Русские и британцы.
Вот это неожиданно.
— Почему?
— Они тебя хотят.
Хм, неожиданно.
