Выйдя на улицу, я почувствовал, как холодный ветер со снегом ударил в лицо. Переодеться, что ли, сразу? Или в метро? Я улыбнулся, вспоминая нашу беседу с Леной, и зашагал по заснеженной улице, чувствуя странное тепло внутри, которое, кажется, не имело ничего общего с покупкой.

А ведь хорошо быть молодым, — думал, ныряя в переход. — Симпатичные девушки стали знакомиться. Но только для того, чтобы дружить с девушками, нужно всего три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. А вот их у меня практически не осталось. Надо срочно исправлять это упущение.

Глава 5

В вагоне электрички было тесно и жарко. Но ничего, потерплю! Сорок семь минут, и я дома. В восемнадцать пятьдесят три прибытие. Весь вечер мой! Я встал в углу, рассеянным взглядом скользя по толпе народа, набившегося сюда на Савеловском. Жители дальних районов, вроде Дегунино — счастливчики, они уже почти дома. Следом из вагона выплеснет долгопрудненских и жителей пригородных поселков. В Лобню доедет едва ли треть. Даже места свободные появятся. Я бы посидел с превеликим удовольствием. Как сошел утром с поезда, так и провел на ногах весь день. А они у меня не железные. Получать варикоз в цветущем возрасте не было ни малейшего желания.

В любовании из окошка видами московских полустанков я оказался совершенно одинок. Никому эти полустанки не интересны. Когда двадцать лет ездишь на родной завод по одному маршруту, то поневоле каждое дерево начинаешь в лицо узнавать. Тут, в вагоне, таких было большинство. Уставшие люди, которые мечтали попасть домой. Потертые пальто и курточки, вязаные шапчонки двух ультрамодных фасонов — гондончик и петушок, воротники из искусственной чебурашки, и даже шляпы, несмотря на мороз. Попадались и такие индивиды, подражавшие в своем стиле последнему генсеку.

Стоп! Волосы на затылке встали дыбом. На меня кто-то смотрел с интересом, и недоброжелательный это был интерес. Кому-то я очень понадобился. А точнее, не я, а пуховик мой. Такая одежда бросалась в глаза не меньше, чем пальто от Армани в начале нулевых. Очень заметная вещь в серой, отличающейся лишь оттенком толпе. Значит, срисовали меня! Я аккуратно крутнул головой и боковым зрением увидел, как паренек лет двадцати отвернулся в сторону, притворяясь, что и его заинтересовал вид за окном. Теперь нас таких в вагоне было целых два. Хотя нет! Нас было три! Паренек ехал не один. Рядом с ним отирался товарищ, тоже одетый в неплохой пуховик, но существенно хуже моего, китайский. И он вслед за другом старательно делал вид, что ко мне лично и к моей одежде совершенно равнодушен. Получалось у него на троечку. Обоих я видел, когда переодевался в тамбуре. Не хотел в родной город, как босяк заехать. Вот прямо на старую свою куртейку пуховик и надел. И оба тогда царапнули меня взглядам, но я не обратил на это внимания, подумав, что показалось. Не показалось, однако!

В Долгопрудном почти весь вагон вывалился на перрон, а я, горестно вздохнув, пошел в тамбур. Не так, совсем не так я представлял себе возвращение домой, но как говорил один очень уважаемый человек: «если драка неизбежна, надо бить первым». Я аккуратно снял пуховик, повесил его на решетку боковой двери и полюбовался на всякий случай. Вдруг не свидимся больше. А сам встал подальше и сжал шило, пытаясь унять биение сердца. Я подтянул рукава тонкой куртки и стал ждать. Думаю, все случится быстро.

Затевать такое в поезде — верх безумия, но у меня и выхода другого нет. В пятистах метрах от станции — городской парк, рядом с ним они меня и приняли бы. Место — дрянь: темное, безлюдное, там то и дело кого-то раздевали. Сам бывал грешен в своей «прошлой жизни»… Если пойти сразу домой, в обход парка, то все еще хуже. По дороге пруд, окруженный неухоженными зарослями. Там меня, если что, и притопят в полынье, на радость ракам. Можно, конечно, перейти через мост над путями и оказаться прямо у знакомого до боли горотдела милиции. Там-то на меня не нападут, но сама мысль об этом вызывала у меня непреодолимое отвращение. Да ни за что! Все равно что помощь от мусоров принять! Да и направление это было строго противоположным тому, где я живу.

На мое счастье, первым пошел паренек пожиже. Видимо, он в этой паре работал за умного. Разведчик! Бык шел следом за ним, буквально в трех шагах. Дверь тамбура открылась, и дрыщ растянул физиономию в дебильной улыбке.

— Я думал попросить, чтобы ты клифт поносить дал, а ты и сам догадался! Ай, молодца!

Он хотел сказать еще что-то такое же остроумное, но не успел. Я резко воткнул ему шило прямо в ляжку. И сразу ударил по руке, где дрыщ держал нож-бабочку, выбивая ее. Понтовщик хренов. «Разведчик» заверещал и повалился на заплеванный пол. А я ногой врезал по ручке открывающейся двери тамбура, задвигая ее обратно. Очень удачно: «бык» успел засунуть в щель свою тупую голову, и получил створкой по ней.

— Ой, бля! — заверещал он, закатывая глаза. Я распахнул дверь и дернул его на себя, насаживая на колено. Добавка в пах сработала. Товарищ первого гоп-стопщика зажал причиндалы, скрючился и повалился рядом с «дрыщом». Тому я сначала хотел пробить пыром по голове, но потом передумал. Незачем. Вот он — лежит, держится за ногу и негромко подвывает.

— Ты чего беспределишь? Мы же просто шли…

— Чего тогда лежишь? — усмехнулся я, проверяя карманы гопстопщиков — Вставай и иди.

— Сука, да за нами знаешь какие люди…

— Ага, в Голливуде.

Черт! У здорового в кармане ТТ! Ствол перекочевал ко мне, и я резко встал, успокаивая дыхание. Убрал шило в карман, откинул ногой нож-бабочку подальше.

— В угол! Оба! — резко сказал я, дослав патрон. Вот ведь придурки! Волыну с собой носят. До первого патруля, и здравствуй 182-я статья. До пяти лет.

— Если кто дыхнет неровно, завалю на месте!

Гопстопщики начали шевелиться, пришлось на