Шрифт:
Закладка:
– Одеяло возьми, – сказал Степаныч, – на улице холодно, а у тебя и пальто никакого нет. Матушка потом вернет одеяло при следующем визите.
– А можно, я с Ванечкой попрощаюсь?
– Можно, – ответил Семен Степанович.
– Я жду тебя у входа в больницу через полчаса, – добавила матушка.
Я пошла к Ванечке. В палате его не оказалось и я отправилась на пост к сестричкам, спросить. где он.
– В охранницкой, с Генкой, – ответили они, – завтра уже тетка за ним приедет.
Генка у нас в больнице выполнял функции охранника. Его привлекали тогда, когда нужна была физическая сила. Например, алкаш какой-нибудь вены себе перерезал, его зашивают, а он, придурок, в драку лезет. Тогда зовут Генку, чтобы помог зафиксировать одержимого. Я нашего охранника представляла себе этаким огромным бугаем под два метра ростом. Да и голос у него был низкий, глухой. В то время, когда нужды в его физической силе не было, Генка находился в специальной комнатке с окном на приемный покой – следил за порядком. У нас эту комнатку называли охранницкой. Когда Ванечку не с кем было оставить, его отводили к Генке под присмотр. Крохотный Ванечка и огромный Геннадий – забавная, наверное, картинка, мысленно веселилась я. При всей своей внешней суровости охранник наш был добрейшей души человеком.
– Ося плисла! – обрадовался моему приходу Ванечка. – А мы замок стлоим!
– Из чего это вы замок строите? – удивилась я.
– Из кубиков!
Откуда у Генки вдруг появились кубики, я не знаю. Похоже, специально для Ванечки раздобыл где-то.
Я присела на топчан у стены, посадила Ванечку себе на колени.
– Ванечка, я уезжаю.
– Засем?
Можно подумать, я знаю, зачем. Чувствую себя какой-то ненужной вещью, которую и выбросить жалко. и поставить негде, вот и передают из рук в руки.
– У меня дела.
– Ты сколо плиедешь?
– Не знаю. Но завтра за тобой приедет твоя тетя. Она хорошая, она будет любить тебя, – пообещала я ребенку то, о чем на самом деле ничего не знала.
– А ты к нам с тетей плиедешь?
– Я постараюсь.
Надеюсь, что и правда, смогу попозже хотя бы навестить Ванечку, узнать, как у него дела. Надо будет только у Степаныча адресок его тети взять. У главврача он должен быть, он ведь с ней списывался.
Крепко обняв малыша, я поцеловала его в пушистую макушку. Ванечка мне виделся светловолосым и синеглазым мальчиком с хитрыми глазёнками. Кажется, я просто придумываю, создаю у себя в голове образы окружающих меня людей. Но психологически так легче. Видимо, сказывалась прошлая привычка иметь зрительный образ каждого человека.
Долго сидеть на коленях Ванечке не позволило шило в попе, так что ребенок соскочил и побежал дальше строить замок из кубиков, а я, вздохнув, пошла за одеялом и на выход. В новую жизнь.
Глава 11
Оса
Пять утра. Меня будит звон колокольчика в коридоре. В монастыре утренняя побудка. Влезаю в мягкие простенькие туфли на низком каблуке, натягиваю серое и незамысловатое, но добротное платье и иду умываться.
Одеждой меня в монастыре обеспечили. Без изысков, конечно, но платье хотя бы по размеру, а то за время пребывания в больнице одежда Агаты стала на мне болтаться, как мешок. Выдали мне также новое белье и чулки. Тоже простые, но теплые. А вот туфли и платье были уже ношеные. Это вещи, которые приносят в монастырь различные благотворители. Стала одежда мала или просто надоела – относят в монастырь: вроде как и не потратились, и доброе дело сделали. Таким же образом мне досталось и пальто, а также платок довольно грубой вязки на голову и теплые ботинки. Тоже слегка растоптанные, но с шерстяными носками в самый раз по размеру. А главное – они были по погоде, ведь за окном уже лежал первый снег и близилась зима. Выделили мне и туфельки, чтобы ходить в них по помещению. Удобные, мягкие, хотя и тоже ношеные. В-общем, я начала обзаводиться собственным гардеробом.
Умывшись, я отправилась в часовню при монастыре – на утреннюю молитву. Таков был распорядок, которому приходилось неукоснительно следовать. Молитвам меня обучила приставленная ко мне настоятельницей наставница – монахиня Ольга. Сама я никаких молитв не помнила. Похоже, не особо я была набожной в прошлой жизни.
Еда в монастыре была простая, а во время поста, еще и преимущественно растительная. Каши, овощи, постный хлеб или сухари, постные супы. Протянуть ноги с таким питанием не получится, но и не особо разжиреешь. Питались все в одной столовой и даже настоятельница здесь столовалась наравне со всеми, никаких особенных блюд специально для нее не готовили. Разве что детям, живущим в небольшом приюте при монастыре, а также беременным и некоторым больным делали послабления в виде фруктов или рыбы.
После завтрака я отправлялась работать. Ольга определила мне ряд посильных обязанностей: чистить овощи на кухне, лепить свечи – прочую работу, которую я могу делать на ощупь. В 11 часов утра я шла в кабинет матушки Прасковьи – заниматься. Это были не обычные занятия. Я садилась на коврике на полу, скрестив перед собой ноги и пыталась увидеть то, что мне велела матушка. Нет, не глазами. Глаза при этом я даже закрывала, чтобы не пытаться смотреть ими, ведь многолетняя привычка использовать обычное зрение была во мне сильна, несмотря на то, что вот уже несколько месяцев я ничего не видела.
– Расслабься и смотри сердцем! – командовала настоятельница.
Она учила меня входить в транс и в этом состоянии чувствовать и ощущать окружающий мир.
– Некоторым удается входить в транс в процессе молитвы. Но, похоже, это не твой случай, – сокрушалась матушка, – попробуй выкинуть из головы все мысли и представить себе, что ты находишься в особенном месте. Там, где тебе хорошо и спокойно. Где ты расслаблена и просто наслаждаешься этим покоем.
Я закрыла глаза и увидела море. Откуда-то я знала, как оно выглядит. Когда, с кем и почему я там была, я не помню. Я просто помню море. Я сижу на песчаном берегу, согретом горячим летним солнцем, а передо мной – великая Вода. Море шепчет мне, успокаивает, а я расслабляюсь, впитываю в себя запах соли и йода, тепло от солнечных лучей и от нагретого песка, энергию и покой, которые мне дарит море. Я улетела в никуда, погрузившись в свои ощущения. И вдруг я… увидела? Почувствовала?
Я
