Шрифт:
Закладка:
У этой картины была довольно дикая судьба, почти никакого проката и крайне противоречивые отзывы. Титр «основано на реальных событиях» в этом случае выглядит двусмысленно, потому что сериальная история отличается от киноверсии. Действие в Москве. Молодая мать-одиночка Инна внезапно узнает, что у нее рак мозга в агрессивной форме и жить ей осталось в лучшем случае несколько месяцев. Ее играет Маша Шалаева, это лучшая ее роль. А мальчика, которому шесть, играет сказочно обаятельный, нервный, подвижный Рома Зенчук. В фильме замечательно придуманы — явно подсмотрены — необычайно близкие отношения одинокой матери с сыном, фантазирующим, сочиняющим сказки, играющим с ней в смешные, им самим выдуманные игры, что-то про динозавров и роботов, но с безумными сюжетами, выдающими книжного ребенка. Он вообще все время изобретает сюжеты, подозревает ужасное — там это отзовется потом. И вот она узнает, что обречена, родни у нее нет, а бывший муж спивается и стреляет у нее деньги (она в кафе работает). Короче, она начинает искать своему сыну приемных родителей — помните, как у Петрушевской в «Своем круге», но, вы не поверите, здесь это написано страшней, потому что мальчик младше. Фирма, подбирающая ему усыновителей, жуткая, суровая, бюрократическая, требует, чтобы Инна, мать, сняла про него рекламный ролик, показывать, стало быть, желающим. Дальше — череда этих усыновителей, русских и иностранных, и все они абсолютно пустые внутри люди, говорящие пустые слова, и когда она начинает представлять своего домашнего сочиняющего ребенка, привязанного к ней маниакально, этим совершенно чужим людям, картина приобретает уже не просто мрачную, а гротескную, отчаянную интонацию, потому что становится видна вся эта дуто-стабильная, насквозь фальшивая Россия, в которой человеческое слово на вес золота. И совершенно мучительная сцена — мальчик начинает подозревать, что его готовят к чему-то ужасному, но сформулировать это ужасное не может. А поскольку он все время смотрит телевизор, в мозгу у него начинает формироваться желто-газетная версия. И он спрашивает мать в упор: ты что, хочешь продать меня на органы?
А вы примерно себе представляете, в каком она состоянии, — все это еще и снято репортажно, как тогда любили, в стиле «Догмы», с предельно естественными интонациями. Она начинает безумно хихикать. Ты что, на какие органы, откуда ты это взял? Ну, говорит он, не знаю. Наверное, я тебя злю. Например, я посуду не мою, — и начинает, понятное дело, мыть посуду. Это он так давит на ее слезные железы, а Руминов — на наши. Но Руминов, хоть и самоучка (а может, как раз благодаря этому), не пережимает, есть у него некий врожденный такт, удерживающий от слишком эффектных решений. Да ты что, говорит Инна, ну хорошо, если ты не хочешь, я не буду продавать тебя на органы... А поскольку она все время импровизирует для него сказки и легко включается в его игры, она достает мобильник и изображает звонок: алло, это торговля органами? Нет, я передумала. Я не буду продавать его на запчасти, он мне самой нужен. Да-да, и даже всю посуду помыл.
Дальше там, собственно, сюжетная развилка. Она находит вроде приличную бездетную пару (очень хорошо играющие Иван Волков и Мария Семкина), и они старательно, тщательно, на самом деле абсолютно мертво изображают родительскую любовь. И в фильме героиня ложится в больницу и в безнадежном состоянии выписывается, к ней ходит глупая смешная гастарбайтерша из хосписа, ничего не понимающая старательная сиделка, а в сериале она неожиданно выздоравливает и просит новых родителей, чтобы ей вернули ребенка. А уже поздно, он официально усыновлен, и новая мать тигрицей бросается на старую. Сериал хуже сделан, затянут, там вполне искусственный хэппи-энд, и вообще становится не очень понятно, про что была вся эта история, если не считать эффектного мелодраматизма. А вот кино — в нем, несмотря на ужасные пережимы, а может, и благодаря им, возникает чудовищное чувство полного тупика, когда действительно ничего нельзя сделать. Вот она сидит одна дома, эта Инна, которая уже забывает слова и не может договорить до конца ни одно предложение. Сиделка ее накормила и ушла, а она сидит и смотрит без конца диск с записями про сына. Он там свои сказки рассказывает, играет, хохочет. И большинство критиков изругало картину именно на том основании, что это сделано ужасно в лоб. Но жизнь — она ведь тоже сделана ужасно в лоб, она вся вот такая, и в ней, несмотря на милосердие Божье, случаются абсолютно безвыходные ситуации. Вот про этот тонкий ужас и невыносимую боль одинокой матери и книжного ребенка получилось у них кино, про то, как на самых слабых и одиноких наезжает танк жизни, и никуда невозможно деться от этого танка. Я знаю, что это такое, я сын матери-одиночки, я всю жизнь больше всего боялся за нее. Очень возможно, что году в 2012, попади я на «Кинотавр», я бы сам среди коллег подшучивал над этими лобовыми ходами, хотя вряд ли. Но сейчас, когда мы все выброшены из привычной жизни и нас продувает ледяной ветер всеобщего неустройства, вне зависимости от того, хорошо нам за границей или совсем нехорошо, я перед этой картиной гораздо более уязвим и гораздо лучше понимаю, про что она. Над сентиментальностью могут издеваться защищенные люди. А Зеленский как-то с самого начала знал, про что жизнь, и потому представил на «Кинотавр» именно такую версию, продюсерскую, смонтированную без малейшего намека на хэппи-энд.
Ему так тогда понравился сюжетный ход, что для собственного режиссерского дебюта — фильма 2018 года «Я, ты, он, она» он рассматривал похожую фабулу: муж узнает, что смертельно болен, и начинает пристраивать жену в хорошие руки. Потом это все многократно поменялось, и получилась грустная комедия о разводе, о месячном испытательном сроке, о глупостях, которые творят умные вроде бы и печальные люди, — и в глазах у Зеленского там все время такая невыносимая тоска, словно он прекрасно понимает, ясно
