«Майра была бы рада написать его. Только её натурщики обычно подсушены так, чтоб мускулатура была живописнее, а этот таким ненавязчивым жирком подёрнут. От него с левой наверное сотни три кило прилетает, не меньше!», – подумал Тед.

– Умирал. Дважды. Но только до встречи с ней, – отвечал негромко, привычно смягчая голос.

Коп машинально глотнул из бокала. Густое зелье обожгло горло, Тед закашлялся. В этот момент к ним вернулся Маккинли, со лба и от висков гладко он причесал назад волосы, собрав в маленький хвостик, а остальные оставил виться по шее. Он отобрал стакан у Рэдмаунта.

– Дай сюда! На тебя только хороший продукт зря переводить, – он легко опрокинул в рот коньяк, и зажмурился от удовольствия. – Давай, я лучше тебе чаю сделаю?

– Вы же всё равно не пьянеете? – отдышался Тед.

– Зато почти чувствуем вкус и наслаждаемся им, а ты и не распробуешь ничего, нажрёшься и вырубишься! – покачал головой Джеймс.

Он отошёл на кухню, стал рыться на полках. Ссыпал в блестящий хромом чайник две жестянки заварки. И стал дожидаться кипятка из бурлящей светящейся колбы.

– И как это, жить долго? – бестактно спросил Тед, вернув внимание к хозяину дома.

– Скучно, – вздохнул Колычев, выпив ещё немного коньяка.

– Вот! Помнишь, мы пьесу слушали? – спросил его Маккинли.

Он выпрямился, и, набрав воздуха в грудь, плавно жестикулируя, мелодично продекламировал на русском языке:

«Таков положен вам предел,Его ж никто не преступает.Вся тварь разумная скучает:Иной от лени, тот от дел;Кто верит, кто утратил веру;Тот насладиться не успел,Тот насладился через меру,И всяк зевает да живёт —И всех вас гроб, зевая, ждёт.Зевай и ты!»

– Это написано о смертных. Мы не люди, – Андрей внимательно слушал оборотня, грустно усмехаясь. Потом повернулся к оторопевшему Теду. – Джеймс любит цитировать, ты привыкнешь. По-русски хорошо говоришь?

– Подожди. Хочешь сказать, за десять веков тебя ни разу не убили? – уточнил Рэдмаунт.

– Нет.

– Это невозможно!

– Ты знаешь о Тех, Кто живут Давно, и до сих пор считаешь, есть хоть что-то невозможное?

Не сводя глаз со своего гостя, Колычев вытянул на столе левую руку ладонью вверх. В правую взял из подставки широкий кухонный нож. И с силой ударил в предплечье. Тед ахнул от неожиданности одновременно со звоном сломавшегося, разлетевшегося на куски металла. Андрей спокойно сгребал обломки на столешнице.

– Я разве что летать не умею.

– Ой, а помнишь! Помнишь, кино было!? – снова встрял Маккинли, он принёс и поставил на стол чайник и чашки, говорил, размахивая руками и перебивая себя смехом. – Мы с Малюткой ходили смотреть фильм! Лет пятьдесят назад, помнишь. Типа комикса про вечно живущую кодлу! Такая там была умора, мы весь сеанс хохотали!

– Почему? – был озадачен Тед.

– Ну, они там, такие, за добро, вооружались мега-волынами и через века шли забарывать плохишей, спасти мир, и всё такое. Вот же фуфло! Любишь кино, Рэдмаунт? – выдыхал Джеймс, отсмеявшись и вытирая глаза.

– И почему это смешно?

– Потому что только в тупом сценарии вечные существа так бездарно распоряжаются своим временем и ресурсами, одни стремятся захватить мир, другие им противостоят… – пояснил Андрей, он со скукой плющил в пальцах металлические осколки от кухонного ножа, будто куски пластилина.

– На хер захватывать мир? – с весёлой ухмылкой пожимая плечами, откликнулся Маккинли, разливающий чай для себя и Теда.

– И я о том же, – качнул стаканом хозяин. – Он и так наш.

Внезапно за его спиной в конце коридора с шорохом раздвинулись двери, ведущие в ещё одну большую комнату. На пороге стояла стройная фигуристая блондинка едва одетая во что-то персиковое, грешное и кружевное.

– Мы замёрзли уже тут, – жалобно протянула она.

– Там камин, разведите огонь, – чуть обернулся к ней Колычев, отвечая по-русски.

– А мы не умеем, – выглянула из-за её плеча вторая девушка в золотистых кудряшках и чёрной прозрачной комбинации.

– Сидите тихо, – рыкнул Андрей, девицы, пискнув, скрылись.

Он хлебнул коньяка, и заметил, с каким немым изумлением переглянулись и уставились на него Тед и Маккинли.

– Что?

– У тебя там женщины, – то ли спросил, то ли утвердил Джеймс, так же перейдя на русский язык, и указав на спальню.

– Да.

– Две?

– Три.

– Зачем? – приподнял брови Маккинли, его голубые глаза смеялись.

– Они оплачены на этой неделе. Ждал тебя в гости. Не знал, какая понравится, – равнодушно пожал плечами хозяин.

– А если все три понравятся? – сверкнул белыми зубами обаятельный оборотень.

– Помогай тебе Бог! – тень улыбки, скрывшаяся в уголках губ, сделала на мгновение лицо Колычева мягче и приятнее.

Джеймс подобрался, хмыкнул, пригладил волосы, неслышно ступая босыми ногами, прошёл было до спальни, но вернулся на кухню. Достав из шкафа внизу две бутылки шампанского и четыре бокала, подмигнул детективу и скрылся за раздвижными дверями. Тед придвинул себе большую чашку чая, согревая об неё руки.

– Ты сказал, что мир ваш. Как это?

– Чтобы владеть умами и континентами, не нужно непременно сидеть в парламенте, или носить корону. Так или иначе, мы влияем на все сферы жизни смертных. Политика, экономика, наука, искусство, религия.…

– А кто управляет и всё решает? Цивилизованные люди обычно выбирают лидера.

– Мы не люди, – спокойно повторил Колычев, покачав головой. – Да, иногда договариваемся между собой, предпринимаем что-то сообща. Но чаще действуем каждый в своей среде, кому, что больше нравится. Например, Елена всегда имела слабость к творческим личностям, вроде этих несносных воришек О’Лири. В Берне в банковском хранилище у неё целая коллекция автографов и надписанных авторами прижизненных изданий. Огромная ценность. Уверен, ты по себе знаешь, как важно вовремя встретить на своём пути человека, который скажет: то, что ты делаешь – прекрасно, продолжай творить, я в восторге! Многие из них не остановились и не бросили музыку, живопись или литературу, потому что она поверила в их талант, оказалась рядом и поддержала. Искусство – это стихия. И остальные стихийные бедствия тоже приносят пользу.

– Каким образом? – выдохнул детектив.

– Всегда есть простор для творчества, – усмехнулся Андрей, широко разведя руки. –