То, что академик доводится, следовало из его гневного запирания окон, выходящих на пограничную дорожку, задёргивании штор, как только она начинала прохаживаться «по моциону», а также из визита к нему Марины.

– Ну, уже приказал выгнать? – живенько осведомилась Елизавета.

– Да кто бы ему позволил! – гневно фыркнула свекровь её внучки. – Мой дом! Кого хочу, того и приглашаю. С кем хочу, с тем и общаюсь! А хочу – с вами!

– Мариночка, не огорчайся! Всё идёт строго по плану. Насколько я понимаю, он сейчас должен попытаться поговорить со мной сам.

– Елизавета Петровна, а вы уверены, что это разумно? Он не в настроении, может и нагрубить.

– Конечно, может! Более того, скорее всего, с этого и начнёт. И это очень хорошо! Хамящий быстро раскрывается, и тогда уязвим для контрудара, – Елизавета подмигнула Марине. – Не переживай! Мы с тобой должны вынудить его оставить в покое внуков, иначе он постоянно будет пытаться их вернуть, достать их, чем-то зацепить, а у них должна быть совсем другая история с семьёй! Так что действуем по плану.

Выхаживающая по дорожке Елизавета вызвала у Вяземского как раз ту реакцию, на которую и рассчитывала. Узрев академика, высокого, худощавого, с не по возрасту густой шевелюрой, который весьма целеустремлённо шагал ей навстречу, она подумала, что кофе она сама у себя выиграла.

– Добрый день! Прекрасная погода, не находите? – возликовала Елизавета.

– Здравствуйте, нет, не нахожу, – сердито отозвался Вяземский. – Я хотел с вами серьёзно поговорить!

– Что? Уже даже серьёзно? – изумилась Елизавета, – Не может быть!

– Перестаньте паясничать! Я хочу вам сказать, чтобы вы не смели лезть в жизнь моей семьи! Вы её разрушаете!

– Как говаривал Марк Порций Катон «Карфаген должен быть разрушен»…– хмыкнула Елизавета. – Я могу вас заверить, что я никогда не разрушала семьи, даже когда была не в пример моложе и привлекательнее! Но чтобы я абсолютно случайно и ненамеренно что-то не развалила, давайте мы с вами уточним, что именно вы называете семьёй?

У Вяземского, когда он разговаривал с этой мерзкой бабой, постоянно возникало пренеприятнейшее чувство, что он пропускает удары противника один за другим, не успевает даже увидеть, откуда в него летит словесная стрела. Он так привык быть «на высоте», быть непогрешимым, обладать непоколебимым авторитетом, что подобные ощущения были для него как красная тряпка для разъярённого быка.

Собственно, этого и добивалась Елизавета, филигранно выманивая академика из крепости его абсолютной самоуверенности.

– Я называю семьёй то же, что и другие! Это родственники, связанные кровными узами или браком! – процедил академик. – Эти люди заботятся друг о друге.

– Ой, какая формулировка, прямо-таки формула. Почти химическая… А вот, интересно, ваш внук Сергей, это семья? Или нет?

– Семья, – фыркнул академик.

– Ну, наверное, какая-то такая… второй сорт – не брак, да? Иначе, как можно объяснить, что вас не интересовало, что его жена вот-вот родит? А Макс, которого вы выслали в Москву некоторое время назад? Он тогда не был вашей семьёй? Вы о нём не сильно-то заботились… Да и о Вадиме тоже временами… Как-то странно у вас получается – не семья, а семейно-газообразное вещество с крайне неустойчивыми отношениями и связями между членами семьи. Или всё не так? А просто есть ваша воля и родственники, которых вы перетасовываете как вам в данный момент придёт в голову? Перетасовываете, приближая этих, отдаляя тех, но придерживая всех на поводках, чтобы не смылись, не решились жить как им хочется, не повинуясь вашей воле…

Глава 7. Очень забавный академик

С Игорем Вадимовичем Вяземским так никто не разговаривал с момента окончания им школы… Нет, даже раньше… класса с восьмого!

Между пятнадцатью и восьмьюдесятью пятью годами пролегали десятилетия, целые эпохи, полные побед, заслуг, битв и снова побед, достижений, признаний и прочего, и прочего в подобном духе.

И вот… какая-то… смеет!!!

– У вас или глаза из орбит собираются выпасть, или пар из ушей сейчас повалит! – хладнокровно проинформировала его Елизавета. – Сейчас вы скажете, что это не моё дело – ваши внуки.

– Это не ваше дело мои… – академик чуть рот себе не заткнул – очень уж нелепо это звучало, словно в дореволюционном театре актёр, не выучивший роль, повторяет за суфлёром.

– Ну, да, а потом вы скажете, что ваша семья меня не касается абсолютно…

Академик чуть не зарычал! Когда эта невыносимая баба ещё за него и ЕГО реплики выдаёт, это и вообще ни в какие ворота не лезет!

– Понимаю, понимаю вас! – с жаром воскликнула Елизавета. – Сама себя иногда с трудом выношу! А куда деваться? Некуда. Вот и вам некуда! Терпите!

– Да с чего бы это? – возмутился Вяземский. – Вы мне никто!

– И очень хорошо, и замечательно! Только вот я вас при нашей прошлой встрече предупредила, что Милу обижать не дам, а вы стараетесь разрушить её семью! Ещё скажите, что это не так!

Игорь Вадимович чуть не сказал, что это именно так! Но понял, что это ловушка и морально себя чуть за шкирку не оттащил от ловчей ямы проклятой бабы.

– Я? Да какое мне дело до вашей Милы? – высокомерно отреагировал он.

– Такое, что она вам мешает уволочь Максима обратно в Питер и стравливать его с Вадимом, – понимающе кивнула ему Елизавета. – Я уж и не говорю про её происхождение, неподобающее с вашей точки зрения!

И была абсолютно права! Академик прекрасно это осознавал. Он совершенно неслучайно попросил своего бывшего ученика, имеющего некоторое отношение к новой работе Максима, сделать так, чтобы внук вернулся к приличной научной деятельности, а не занимался ерундой! Бывший ученик, рассчитывающий на место, где сейчас работает Максим, трудопристроить своего сына, с жаром принялся устраивать внуку академика максимально некомфортное существование, и даже преуспел в этом – вал придирок, возникающих на ровном месте, совершенно незаслуженной критики и крайне противоречивых, исключительно резких замечаний от куратора крупного проекта был для честолюбивого Макса как нож в сердце. Так что со дня на день академик ожидал услышать от внука просьбу вернуться обратно на условиях деда. Нет-нет, конечно, он не потребует сразу развестись с коровницей – так грубо действовать попросту глупо, но, если Максим будет работать в Питере, а коровница в Москве, их брак будет однозначно обречён. Наверняка тот факт, что Макс до сих пор не сдался, можно было объяснить только воздействием его рыжей ветеринарши, только вот… академик точно знал характер своего внука –