он заново учился жить исключительно на основе внутренних мотиваций, не прибегая к помощи допингов. Отказ от спиртного происходил довольно легко. Густое отвращение вздымалось тяжелой волной в груди, когда появлялась возможность легально употребить. Память бдительно хранила весь впитанный новогодний ужас. Страх одиночества и жажда возвращения взаимно дополняли друг друга, заставляя рвать в мелкие клочья любые мыслишки о выпивке. Ему нравилось ощущать себя без грязи наркотических примесей. Петру не терпелось взять реванш и доказать семье, что еще на многое способен. Но самой заветной целью маячила недосягаемая вершина возврата к себе.    Если критерии оценки со стороны близких ясны до зеркального блеска, то с какой стороны приступить к аттестации на личную самопригодность, Петр слабо представлял. Но один фактор служил основой для всех остальных - он не должен прикасаться к спиртному. Второй - не менее важный - срочная интеграция в социум.    Он тщательно просеивал все заманчивые объявления о найме на работу.    Скупал газеты, не вылезал с кадровых сайтов, обзванивал организации. В тщетных попытках выйти заново "в люди", он не заметил, как миновала весна, и замаячило лето. Все это время ему удавалось поддерживать иллюзию материального достатка. Скромные денежные вливания поступали в бюджет семьи за счет продажи имущества закрытой фирмы. С молотка ушли мебель, подержанная оргтехника, пара стареньких кондиционеров и прочая офисная мелочевка. Чахло питала распродажа за копейки складского оборудования.    В то лето они с Виолой впервые за последние годы не поехали в отпуск за границу.    Жена не опустилась до язвительных упреков. Ее пока радовал сам факт наличия в доме непьющего мужчины. Она терпеливо ждала, нехотя привыкая экономить на мелочах. Виолетта готова была потерпеть некоторое время ради повторной волны светлого материального будущего. Петр понимал, что он пока без особых успехов отрабатывает кредит ее доверия.    Он благодарил судьбу, что Светлана в столице нашла работу и более не нуждается в родительской помощи. Но когда, будучи дома на майские праздники, она напрямую предложила матери деньги, семейная атмосфера заметно напряглась. Петр кожей почувствовал, что запасы терпения Виолетты близки к истощению.    Закрома душевных сил Петра тоже не могли похвастать бездонным оптимизмом.    Постепенно выкристаллизовалась уверенность, что с работой в городе стало намного хуже, чем в старые добрые времена. Виола не задавала глупых вопросов. Она стойко ждала, пытаясь сохранять видимость семейного спокойствия. Как-то Петра посетило горькое прозрение, что их разговоры носят дипломатично натянутый характер, нисколько не напоминая общение близких людей. Молча ужиная, он часто ловил на себе ее изучающие взгляды.    Психология отношений не была для него тайной.    Он знал, что быть женой трезвого мужа рано или поздно станет для Виолы обыденностью. Трезвый мужик - это нормальное явление. Сам по себе он мало кому нужен. Мускульно-умственные результаты намного интересней. Гораздо лучше, когда наоборот. Ведь именно интеллектуально-мышечная отдача делает главу семьи таковым, оправдывая ожидание тех, кто продолжает верить в железную силу воли и крепость мужского духа.    Скорее всего, даже простив, Виола не поверила.    А если и поверила, то авансом. Внесла, так сказать, минимальную предоплату доверия на пустой счет вставшего на тропу исправления Петра. Оставшуюся часть - вероятно, неизмеримо большую - она с удовольствием доплатила бы после подписания акта выполненных работ. Только тогда можно надеяться на возвращение в семью теплых эмоций единомыслия и забытого уважения к себе. На реанимацию любви - уж тем более, обожающих взглядов - мог рассчитывать только махровый оптимист.    Оживающий Петр понимал, что без веры не прорваться. Но был бессилен пропитать жену своим настроем. Для нее символом возврата служили, прежде всего, деньги и статус мужа. Петр не мог говорить ей, что в нарождающейся палитре красок жизни этих ориентиров он почти не видит. Поздоровавшийся со смертью навсегда теряет способность мыслить прежними категориями. Тот, кто не топтался у ворот ада, не оценит неуловимых ароматов банальных человеческих радостей. Как не существует языка общения между сытыми и голодными, так невозможно объяснить не испытавшему, что отсутствие ада - уже рай.    Она - правильно устроенная прагматичная женщина, не дышавшая мутным спиртовым зазеркальем - никогда не сможет понять, что чувствует смертник, которого помиловали за несколько секунд до казни. Человек, плывущий по предсказуемой стезе государственного служащего, вряд ли осознает трансформации невидимого возрождения того, кто почти расстался с мыслью вернуться.    Как объяснить, что нет большего кайфа, чем просто жить? Просыпаться не с похмелья, ощущая тепло и дыхание любимого человека. Равнодушно проходить в супермаркете мимо стеллажей с пойлом, не вздрагивать при виде дорожных полицейских. Пить вкуснейший яблочный сок, лежать на траве, наблюдая за стрекозами. Смотреть на закат, впитывая шорох гальки под волной, накатывающей на берег. Не испытывать отвращения к себе, глядя по утрам в зеркало. Не прикидываться трезвым, будучи пьяным. Жить и быть собой. Связно излагать мысли. Помнить все, что говорил вчера. Разве этого мало?    Виолетта, без сомнения, постепенно готовилась к срыву.    Судя по двусмысленным вопросам и колким намекам, она вполне допускала, что Петр возьмется за старое. Он просто обязан обратиться к спиртовым горелкам за поддержкой. Обычный индивид не обладает безлимитным аккумулятором тупой веры в себя. Невозможно изо дня в день рыть котлован для фундамента будущей жизни. Рано или поздно глубина ямы высасывает у строителя остатки сил. Петр, злясь на себя и весь мир, не мог не чувствовать, как перетирается канат, по которому он микроскопическими шажками выбирался из пропасти.    Однако...    Виоле не суждено знать, что сыграло роль последней нити, выведшей его к себе. Подчиняясь инстинктам, он не упускал случая побродить по городской набережной, растворяя участившиеся наплывы пессимизма в грандиозной первозданности волжских пейзажей. Река чистила застоявшееся ожидание, приводила в порядок подкисшие ощущения, заставляя выскребать из тайников подсознания сгустки озлобленности. После общения с Волгой разум укутывался спокойным покрывалом внутреннего равновесия. Всё, к чему толкает шумный улей вонючего города, - успех и деньги, власть и удовольствия, ежедневные гонки за призраками мнимого благополучия, - всё неспешно и без натуги растворялось в тяжелом плеске прибоя. Природный фильтр наступившего лета незаметно сыграл роль тоненькой палочки-выручалочки, ибо промедление грозило вылиться в скорый провал замыслов.    Мозг, оставленный в покое, непостижимым образом вычленяет из суеты алгоритмы самовыживания личности. Требуется небольшое условие - нельзя мешать, когда нащупана дорога к себе. Бросив футболку в машину и погрузившись в ультрафиолетовую нирвану июньского утра, Петр