Комиссии, съезды, партии, комитеты и др. „организации“ со всякого рода центрами, помогают гипнотизировать массу и создавать великую капральскую палку.

Инертность людей, их умственная и волевая спячка — смерть революции; вот почему, лучше разнуздание страстей, анархия в самом буржуазном толковании, чем благорастворение воздухов с благословения пап римских и диктаторов пролетарских, — в обоих случаях порядок достигается превращением людей в манекенов, и тогда-то вот, „во имя свободы“, требуют граждан не собираться толпами и разойтись, просят не говорить и не печатать всего, что не по вкусу полицмейстерам от революции. При таких условиях организовать массы, значит потушить революцию, значит надеть колпак на дыхание жизни и оставить отдушину в виде „Учредительного Собрания“ или „Парламента“, через которую „в порядке“, происходил бы постепенно обмен социального кислорода на антисоциальную углекислоту, которую впускают, чтобы усыпить гнев массе, чтобы отравить чересчур бьющуюся живую энергию народа.

Всякая организация есть ярмо с погремушками, да бич; она построена на порабощении меньшинства большинству, на решении образа действия голосованием, она обязует, спиливает индивидуальность т. е. личность, без чего человек — не человек. Организация есть враг личности и революции; организация — это мертвая вода на живое пламя бунта.

Свободная, ни к чему не обязывающая ассоциация, есть единственно возможная форма (бесформенная) где индивид чувствует себя личностью, а не зависимой частью какого-то целого.

Отрицание нынешнего мира и мира, разрушение измышлений властителей, освобождение личностей от заповедей божеских и человеческих — вот что цементирует анархист без всяких программ, партий и других подобных коллективных волчьих ям.

Дряблая воля, стадность, консерватизм в мышлении и жизни, — враги анархизма; обладатель таковых предпосылок — не личность и ему не место среди анархии.

Проснитесь сонные — если сможете и смеете, пробудитесь мертвые и мы разрушим гнусный мир рабов и палачей.

Что же делать и куда идти?

В настоящий тяжелый момент для России, мы, анархисты, находимся на перепутье. Многие из нас ищут выхода из создавшегося положения: с одной стороны — внешний враг, страшный, грозный палач свободы, а с другой — неприятель внутренний, состоящий из многих кривых, соединяющихся воедино против нашего анархистского фронта.

Если победит контр-революционная Германия — мы легально погибли; для нас тогда наступает подпольный период, но если одержат верх союзники России, нам все равно, с ними не ужиться, — мы будем иметь тоже, что теперь творится в Америке, где арестованы анархисты и задушена лево-революционная печать.

Наши союзники с Германией находятся в открытой вражде, но в борьбе с нами, анархистами, они — в молчаливом соглашении с империалистами всего мира, а значит и с немцами.

Когда наши товарищи, позабыв аполитичность анархической идеи, рыщут во все стороны, ищут себе союзников, во внешнем, за границей России, мире, они превращаются в авантюристов которые всеми средствами хотят достигнуть своей цели, победы, торжества анархии.

Но даже если их авантюризм честен, правдив, он все же ложен, и в этом их величайшая ошибка, от которой их избавит лишь опыт.

И я спрашиваю их, допуская, что они одержат победу, после того как сблокируются с кем-либо из буржуазных союзников, — что они выиграют?

Уверены ли они в том, что тогда, на другой день после выигрыша, их же союзники не станут их врагами?

И если они будут искренны, беспристрастны, они должны сказать: победа союзников или победа немцев — наша гибель.

Неужели наши товарищи обречены своим вечным блокированием на то лишь, чтобы доставать угли из костра для поджаривания на них себя же? эти угли посыпятся на наши головы.

Беспрерывное, бесконечное блокирование, а к этому всегда приводит „политика“, сводит нас на роль священного пулеметного мяса, пожирать которое всегда будут победители.

Но я с ними согласился бы, я с ними пошел бы, — я говорю о товарищах, а не о союзниках, — в том случае, если бы они убедили меня, что после битвы, после 101 блокирования, мы сможем осуществить наш идеал, или, вернее идеал анархо-коммунистов.

Но мои товарищи, ответив на мой вопрос утвердительно, окажутся больше идеалистами, фантазерами, беспочвенниками, чем все вместе взятые, „витающие в небесах“, индивидуалисты.

Готовы ли массы к проведению в жизнь анархической коммуны? — Нет, тысячу раз нет!

Я скажу больше. Готовы ли мы сами анархисты, к проведению на практике анархического идеала, к устройству своего общества на коммунистических началах. Тоже нет.

Масса слишком нереволюционна, инертна, имеет свои, желудочные интересы и тот, кто дает ей, а в особенности в переживаемое нами время, хлеб, в прямом смысле этого слова, и плюс к этому успокоение, то ей все равно, будет ли коммуна, или Учредительное Собрание и даже монархия — все равно, она станет приветствовать своих „спасителей“.

Полтора года революции, конечно, не могут пройти бесследно, осталась черта в мозгах, в психологии народа; но все это слишком мало, чтобы сказать: масса готова, и лишь напор — враг бежит, и наше анархическое торжество обеспечено.

Окружающее нас так тускло, так чревато „отрицательными“ явлениями во всех областях жизни, что только фанатики нашей общей идеи, фанатики веры, могут допустить готовность масс к появлению нового мира на развалинах старого.

Нужно ли мне, после сказанного иллюстрировать другими бесчисленными примерами, что народ не созрел до действительной, социально-анархической революции.

Собственнические инстинкты, религиозные предрассудки, семейные язвы, националистические болезни, зоологический эгоизм — заразили человечество, так его воспитали за многие века, что не одному году революции в корне изменить его сознание.

Даже мы, сами анархисты, желая быть, или стремясь стать новыми людьми, авангардом мировой революции, так еще далеки от необходимого сознания, так еще во многом не отрешились от обще-принятых буржуазно-народных придатков; и если бы допустить на минуту, что все стали как мы, то и тогда анархической коммуны не осуществили бы.

Предположим, что мы смогли бы творить экономическую жизнь на новых началах, что мы сумели бы так создать, и улучшить народное хозяйство, что „картошки“ хватило бы на всех, и даже в каждом доме на столе была бы курица, — то разве это все, разве это обозначает, что приближается царство анархии, торжество коммунизма?

Нет. Экономика еще не весь человек, это только доля даже ничтожная, в том целом, которое мы именуем индивидом.

Экономический переворот не изменяется пропорционально сознанию людей, — она отстает далеко, и это показала наша революция и революции всего мира.

Экономика с психологией не всегда идут вместе, и тот интервал, который получается от опоздания одного