Первого июня 1830-ого года мы с Соней поехали в Лондон, до очередной французской революции оставались считанные недели и в финансовой столице нынешнего мира в такой момент надо быть лично.

Накануне поездки я объехал все свои имения, побывал и в Новороссии. Увиденным я остался очень доволен. Сергей Петрович со своим племянником большие молодцы, Сумасшедшая идея с каналом воплощалась в жизнь и дикие степи как по мановению волшебной палочки превращались в цветущий край.

С Сергеем Петровичем у меня помимо всего состоялся секретный разговор, я никогда не забывал о его информаторе в Варшаве и попросил господина Охоткина связаться с ним. Приближалось и другое известное мне судьбоносное событие — Польское восстание.

Сонина матушка на несколько месяцев вернулась в Англию и просила мою супругу погостить у неё. Поэтому мы и решили ехать в Лондон.

То, что эта поездка мне нужна позарез я жене говорить не стал, перед самым отъездом Соня сказала что у нас будет еще один ребенок и лишние волнения ей совсем ни к чему. Хватит переживаний во время первых двух беременностей.

Пусть в свое удовольствие проводит с детьми время в Лондоне и адмиральском имении, общаясь с матушкой и тетушкой, а я тем временем буду заниматься делами.

Фрнцузская революция конечно дело важное и серьёзное, но не меньше меня волновали дела у Матвея. Удастся ли тормознуть холеру на дальних рубежах и обойтись малой кровью или все таки она соберет свою жатву и сотрясет Россию-матушку.

Основная надежда у меня была на амбиции шефа жандармов. Он сделал правильные выводы из оренбургской истории и пока император не задвинул его с позиции главного холерного борцуна. Распоряжения о приравнивании моей корреспонденции к императорской, оставалось в силе и я надеялся и это использовать в своих играх.

В начале лета холера проникла в Европу, сообщения об этом шли сплошным потоком, самодовольное европейское общество этим было шокировано до самых своих глубин.

Основная масса европейцев, не считая Балкан, надутая цивилизационной спесью, на полном серьезе считала, что холера это удел грязного и диких Востока, Балкан, конечно лапотной России и в Европе такая болезнь невозможна.

И в итоге и европейское общество и медицина, оказались не готовы к страшному испытанию, еще большему чем у нас.

В первых числах июля пришли сообщения из России о холере в Астрахани. Светлейший князь Ливен показал мне совершенно секретнейшую депешу из Питера. Как я и предполагал её принесли морем, но принятые там меры были воистину драконовские, но похоже действенные.

Двадцать второго июля из Парижа приходят известия о победе на выборах либеральной оппозиции. На бирже начались легкие волнения, преобладающее мнение было, что французскому королю Карлу Десятому удастся справится с непокорной палатой депутатов.

Утром двадцать шестого приходят известия о подписании королем Карлом ордонансов Полиньяка, четырех правительственных указов о роспуске палаты представителей, сокращении числа депутатов и уменьшения их полномочия, ужесточении избирательного права и и восстановлении цензуры.

Париж взрывается, ночью и утром двадцать восьмого идут уличные бои.

Двадцать девятого июля революция фактически побеждает. В течении дня восставшие захватывают Ратушу, Лувр и Тюильри, начинают грабить королевский дворец и его винные погреба.

30-ого июля над королевским дворцом взвивается французский триколор и Палата Депутатов провозглашает герцога Орлеанского наместником королевства.

2-ого августаКарл Десятый подписывает отречение в пользу своего сына Людовика, затем в пользу своего малолетнего внука Генриха и назначает при нем регентом Луи-Филиппа, герцога Орлеанского.

7-ого августа Палата Депутатов предлагает Луи-Филиппу корону, которую тот принимает 9-ого и в тот же день проходит его коронация.

Во Франции новый король Луи Филипп Первый, король французов. Он тут же получает прозвище «король-гражданин».

Все эти дни на бирже творится что-то невообразимое. Какое-то время царит всеобщий страх перед очередной победой «якобинцев» возглавляющих волнения парижских рабочих. А это падение монархии во Франции, гарантированная интервенция армий Священного Союза и опять общеевропейская война.

Ставки в нашем клубе самые невообразимые, кто-то даже поставил на реставрацию Наполеона Бонапарта и бесполезно было говорить, что великий корсиканец уже сошел в могилу.

Я как самый заядлый картежник играл на фондовой бирже и в клубе на все, что у меня было, хотя поначалу страховой фонд хранящейся у тетушки трогать не хотел.

Европу лихорадит весь август и сентябрь, в последних числах сентября происходит очередное потрясение — бельгийская революция, единое королевство Нидерланды разваливается на два государства.

Приходит время подводить итоги своих спекуляций, мой выигрыш оказывается столь огромным, что я не поверил своим глазам, когда подвел дебит с кредитом.

Сто миллионов фунтов стерлингов это просто нереальная сумма. Таких денег сейчас даже не существует в природе. Но бумаги, разложенные на моем столе в кабинете тетушкиного особняка, подтверждали эту невероятную вещь.

Это конечно были не только живые деньги, монеты, банкноты или купюры. В большей степени это были различные акции, ценные бумаги казначейств, векселя и долговые расписки многих богатеев Европы и России в частности. Наше дворянство, оплот государства, уже погрязло в долгах перед Европой по самые ноздри…

Весь октябрь я тихонько наводил порядок в своей огромной финансовой империи. Действовать надо было предельно осторожно, абсолютно неизвестно как на такого внезапно возникшего монстра отреагируют сильные мира сего, те же Ротшильды, которых я пощипал преизрядно и всякие короли и императоры.

О своем феноменальном успехе я рассказал только Соне, одному мне было банально все это не разобрать. В первых числах ноября все вроде устаканивается и я, оставив в Лондоне жену и детей, чуть ли не теряя тапки, устремляюсь в Россию.

Грядет очередное польское безумие, восстание 1830-ого года.

Информатор Сергея Петровича все таки подогнал ему нужную информацию и когда я четырнадцатого ноября появляюсь в Петербурге он мне все подробно докладывает, называя как говориться адреса, пароли, явки.

Окончательное выступление после многих проволочек назначено на конец ноября, главная проблема польские генералы и старшие офицеры, в своей массе они не желают участвовать в восстании, особенно те, кто был на турецком фронте.

Главное действующее лицо — Петр Высоцкий инструктор школы подхорунжих. Он должен будет со своими сторонниками напасть на Бельведерский дворец и убить наместника. После чего провозгласить свободу Польши и призвать всех к восстанию.

Государя в Питере нет и мой единственный шанс генерал Бенкендорф.

Шеф жандармов принимает меня и как год назад я опять вижу его недовольство и раздражение. Похоже моё понимание о служении Отечеству немного расходится с его пониманием.

Но оказалось, что я ошибаюсь. Действительность оказывается совсем другой.

Александр Христофорович закончил чтение моего меморандума о польских делах и аккуратно сложил всё в красивую папку, которую он достал из тумбы своего огромного рабочего стола.

Я поразился произошедшей в нем перемене. Передо мной сидел безмерно уставший человек от которого просто ураганом летела мысль, как же мне всё это надоело.

— Алексей Андреевич, — по имени — отчеству он ко мне обращался крайне редко, вернее я даже на помню когда это было, — если вы думаете, что мне это неизвестно, то это ваше глубочайшее заблуждение.

Генерал поднял со стола и показал мне толстенную папку с бумагами.

— Да, да, вы совершенно правы в своем предположении, это все донесения с Варшавы. Но я отдаю должное вашей агентуре, точную дату выступления я не знал.

Бенкендорф внезапно резко поднялся из кресла и оперевшись на руки, наклонился ко мне.

— Но скажите мне, ваша светлость, что мне с этим делать?

Он также резко обратно бросился в кресло и закрыл лицо руками.

Через несколько секунд он продолжил бледным и бесцветным голосом.

— Государь знает об этом и не только от меня. Но как и его брат в свое время попустительствовал безумцам в итоге вышедшим на Сенатскую площадь, так и Николай Павлович почему-то закрывает глаза на этот зреющий нарыв.

В кабинете воцарилось тишина, генерал видимо больше не хотел мне ничего говорить. А я тоже не знал, что ему сказать и не понимал что мне надо сейчас сделать.

Генерал взял себя в руки и грустно улыбнулся.

— Вы я думаю поддерживаете отношения со своей матушкой и возможно даже видели её во время вашего американского вояжа. Как она? Я слышал, что у вас за океаном появился маленький брат?

Источник информации генерала был