— Ничего не понимаю… — пробормотал Мизин. — Тогда что вам от меня нужно?

— Мне нужна работа в редакции журнала или какого-нибудь книжного издательства.

— У вас что, нет работы?

— В Советском Союзе нет безработных, — съязвил я, — и у меня она есть, но я писатель — и хочу работать там, где буду ближе к литературному процессу.

— Кто же вам сообщил мой адрес?

— Я мог бы вам ответить на этот вопрос, но вы мне не поверите…

— Неужто — Теплушкин? — пробормотал хозяин квартиры. — Или — Климов?..

— Не гадайте, Станислав Мелентьевич, — сказал я. — Все равно не отгадаете. Да и не имеет это никакого отношения к делу…

Я говорил прямо и свободно, а в сочетании с моим скромным внешним видом выходило, что нагло. Мизин нахмурился, а мне того и надо было. Вечно усмехающиеся губы его сложились в гримаску угрозы.

— Я вот сейчас позвоню в отделение, и вам там объяснят, почему нельзя вторгаться в дом незнакомого вам человека.

— Я не вломился без спросу, Евдокия Семеновна сама открыла мне дверь.

— Вы знаете, как зовут мою домработницу? — удивился мой собеседник.

— Мне многое о вас известно, товарищ Мизин, — ответил я. — Достаточно много, чтобы у вас пропало желание вызывать милицию.

— Что же, например? — спросил тот с иронией, в которой отчетливо слышался испуг.

Я чуть подался к мэтру и посмотрел ему прямо в глаза, делая секундную паузу.

— Ну например, что вы незаконно храните у себя пистолет ТТ…

— Наградной! — подчеркнул он.

— Да, но наградили-то им не вас, — уточнил я. — Потому вы его никому и не показываете. Держите в тайнике… Сказать, где именно?

Мои слова произвели на хозяина квартиры ошеломляющее впечатление. Он вскочил, кинулся к двери своего кабинета, плотно затворил ее и повернулся ко мне.

— Откуда вам известно о пистолете? — спросил он шепотом.

— Из того же источника, который сообщил мне ваш домашний адрес, имя и отчество домработницы, а также — сколько у вас на самом деле было жен и многое другое…

— Но я же никому… никогда… — потрясенно бормотал он.

Я не стал долго ждать и напомнил о главном:

— Так что насчет работы, Станислав Мелентьевич?

— Хорошо… — обреченно кивнул он. — Я дам вам записку в наш отдел кадров. — Приходите в редакцию журнала устраиваться, как только уволитесь с нынешнего места работы.

— Благодарю.

— Не за что, — пробурчал тот. — Надеюсь, однако, что вы будете скромны и не станете сообщать посторонним о фактах, которые непостижимым образом стали вам известны.

— Конечно, Станислав Мелентьевич, — заверил его я. — Мне нет никакого резону ссориться с вами. Вы человек влиятельный в литературном мире… Мы можем оказаться полезны друг другу.

— Вы редкостный нахал, молодой человек, — с облегчением вздохнул собеседник, протягивая мне записку, которую он накарябал, не присаживаясь к столу.

Я поднялся, взял у него записку, дурашливо поклонился (почти на манер Фагота) и вышел в коридор. Там я сбросил тапки, натянул ботинки, взял пальто и шапку и вышел. Перед тем, как затворить за собой дверь, я оглянулся и увидел хозяина квартиры. Он стоял рядом с дверью своего кабинета и сверлил меня взглядом. Ни дать ни взять — упырь, упустивший жертву. Впрочем, судя по тому, что я о нем знаю, Мизин и есть упырь, путь которого к вершинам литературной славы и богатства пролегает через сломанные судьбы и зарубленные книги.

И тем не менее, я не собирался его за это осуждать. Во-первых, литература — искусство жестокое, слабаков не терпит. Во-вторых, литературный мир это тот еще серпентарий — не укусишь ты, укусят тебя, а в-третьих, все искупается талантом. А Станислав Мелентьевич талантлив, в отличие от очень многих своих коллег, причем не менее именитых. Его роман-эпопея «За Калужской заставой» и в XXI веке будет переиздаваться. И в учебники войдет. По нему даже сериал снимут. Жаль, нельзя об этом рассказать автору, он бы меня сразу своим замом сделал. Ничего, не будем торопить события. Главное, начало положено.

Я покинул дом в прекрасном настроении. Впереди у меня еще целый субботний день! И ведь я не где-нибудь, а в 1975 году! Мне выпал шанс, о котором мечтают многие, вновь побывать в прошлом, во временах своей молодости — ощутить, услышать, увидеть, почувствовать незабываемый вкус, мелодию, облик и аромат давно прошедшего времени. Никакие фильмы, фотографии, картины и книги не в состоянии передать его дух во всем многообразии! Кажется, что даже снег под подошвами хрустит сейчас по-другому, тем более, что никакой химии по улицам не разбрасывают. Так что всё может быть.

Как гостя из будущего, меня умиляли самые неожиданные вещи — манекены в лыжных костюмах в витринах магазинов, блеклые в солнечном свете неоновые трубки вывесок, растянутые над проезжей частью транспаранты «НАРОД И АРМИЯ ЕДИНЫ!», красные знамена на флагштоках, рекламные плакаты «ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ 'АЭРОФЛОТА!», «БУДЬ ТУРИСТОМ! ПУТЕШЕСТВУЙ ПО РОДНОЙ СТРАНЕ», «ПЕРЕХОДИТЕ УЛИЦУ ТОЛЬКО ПРИ ЗЕЛЕНОМ СВЕТЕ!»

По проезжей части катили «Москвичи», «Жигули», «Волги», вперемежку с «каблучками» марки «ИЖ», несмотря на зиму — встречались и мотоциклы «Урал» и «Днепр», реже — старенькие «Ковровцы». Среди легкового и двухколесного транспорта ползли грузовые «МАЗы», «КРАЗы», «ЗИЛы», автобусы Львовского и Ликинского автозаводов. Среди них важно двигались «Икарусы» с надписями «Интурист» на бортах. Изредка проскальзывали иномарки и роскошные лимузины «ЗИМ» или «Чайка».

Не менее интересно было наблюдать за прохожими. Большинство из них были одеты довольно скромно, преобладали темные тона, но женщины стремились разнообразить наряд яркими шарфиками, вязаными шапочками и варежками. Расклешенные брюки и длинные волосы носили граждане обоего пола, хотя зимой разница между полами все же была заметнее — парни носили куртки, а девушки предпочитали пальтишки или шубки. Самые отважные девчонки щеголяли в миниюбках, не желая скрывать красивые ножки даже в морозные дни.

Вдоволь налюбовавшись уличной сутолокой, я почувствовал, что замерз и проголодался. Заглянул в чебуречную. Мною двигали ностальгические воспоминания. И я, в общем, не разочаровался. Единственное, что я забыл — это маленькие хитрости, к которым прибегали завсегдатаи. Отстояв небольшую очередь, я взял три горячущих чебурека и стакан какао. Поозирался в поисках свободного места. Высокие круглые столики, за которыми можно