другом бокалами. Отвечая на чье-то приветствие, Ольга внезапно встретилась взглядом с Иеѓошуа Ханкиным, который стоял возле нее. Она почувствовала, насколько сильна его радость, хотя внешне он и оставался невозмутимым. «За нашу землю, за нашу колонию, за нашу независимость», — сказал он, подчеркивая каждое слово, и залпом выпил содержимое своего бокала. Потом налил себе из бочки еще соку. Ольге был приятен безграничный энтузиазм этого юноши, и, глядя на него, она испытывала симпатию, сочувствие и жалость. Он был на много лет моложе Ольги. Однако его скрытая энергия и сила притягивали и волновали ее, заставляя забывать о возрасте. Она вспомнила рассказы о «выходках» Иеѓошуа и почувствовала, что его бунтарский характер нравится ей все больше и больше. Он, верно, способен на самые дерзкие поступки и всегда будет искать возможность их совершить. Иеѓошуа залпом осушил второй бокал и, схватив Ольгу за руку, увлек ее за собой в толпу танцующей молодежи.

Как же все это было не похоже на петербургские балы! Двигаясь рядом со своим высоким, худым «кавалером», Ольга почувствовала, насколько потускнели и лишились былой остроты ее воспоминания. Разделяя всеобщую радость, она позволила себе забыться, раствориться в музыке. Иеѓошуа танцевал неистово, самозабвенно, полностью отдаваясь безумной пляске. Это был необузданный танец дикаря и пророка.

Поздно вечером юноша проводил ее до родительского дома. Он был очень взволнован, но почтительное отношение к взрослой, уважаемой женщине, к тому же пользовавшейся репутацией особы властной и сильной, мешало ему открыто выразить свои чувства. Ольга же ощущала большую усталость и была не в силах размышлять о том, что произошло в ее душе в этот вечер. Под конец прогулки она позволила Иеѓошуа обнять себя за плечи.

Волшебный виноградный напиток словно снял бремя с ее души, смягчил гнев, подарил ощущение новизны.

Ольга все еще сердилась на своих родных за то, что они заставили ее приехать в Палестину якобы для того, чтобы принять роды у Фанни. Она убедилась, что они просто воспользовались беременностью сестры, чтобы заставить Ольгу покинуть Петербург. Они очень страдали от ее романа с гоем и боялись потерять ее навсегда. Догадывались ли они, насколько верны были их самые худшие опасения? Во время ее визита они делали все возможное, чтобы ей захотелось остаться в Палестине. И действительно, Ольга ощущала, как постепенно притупляется чувство горечи и обиды, вызванное грубым вмешательством родственников в ее личную жизнь. Гнев уступил место задорному желанию побороть трудности. Словно какие-то неведомые дверцы открылись в тайниках ее души. Раньше она бесстрастно приглядывалась к поселенцам и к их занятиям. Теперь ее переполняло желание стать одной из них. Даже принимая участие в бунте против барона и возглавляя женскую делегацию к Аделаид, Ольга не могла избавиться от некоторой отчужденности. Этот длинноволосый кудрявый юноша пробудил ее душу, заставил по-новому взглянуть на окружающую природу и людей, по-иному отнестись к их проблемам. Ей не хотелось анализировать свои отношения с Иеѓошуа, но безотчетная тяга к нему дарила ей радость и ощущение какой-то невесомости.

На следующий вечер Иеѓошуа предложил Ольге прогуляться по винограднику, и она с удовольствием согласилась. На прогулку она надела темно-синюю юбку и красиво распустила темные вьющиеся волосы. Впервые после приезда в Палестину Ольга позволила себе выйти из дому с такой «несерьезной» прической.

Они медленно шли по склону холма мимо синагоги. «Собирать виноград нужно ночью, — воодушевленно объяснял Иеѓошуа. — В три часа утра гроздья покрываются росой. Только тогда можно с уверенностью определить, достаточно ли они сладкие и спелые для выжимки. Если опоздать, ягоды становятся слишком сухими и твердыми, и хорошего вина из них уже не получается». Волнение юноши передавалось Ольге, и, слушая его объяснения, она понимала, что он пригласил ее на прогулку не только для того, чтобы обучать виноградарству. Шагая рядом с Иеѓошуа, она чувствовала, как жар разливается по всему ее телу. Войдя в виноградник, юноша помог своей спутнице расположиться поудобнее, сорвал большую гроздь и, отрывая одну за другой сочные ягоды, протягивал их Ольге. Последние он оставил себе. Потом они поцеловались. Губы Иеѓошуа были сладкими от виноградного сока, и Ольга почувствовала, как все ее тело воспряло и пробудилось к новой жизни.

Дружба их крепла. Они много времени проводили вместе: ходили гулять в миндальный сад, что возле Микве Исраэль, бродили по пастбищам. Наконец однажды вечером Иеѓошуа собрался с духом и признался Ольге в любви. «Я люблю тебя, Ольга, — произнес он сдавленным шепотом, будто стесняясь своих слов или опасаясь, что она оттолкнет его, — я люблю тебя».

«Но я же много старше», — возразила Ольга. По правде говоря, сердце ее еще не вполне освободилось от любви к Федорову, но тоска по нему уже почти утихла. Да и сам Сергей стал ей казаться далеким и нереальным. Иеѓошуа же привлекал ее своей необузданной силой. Все, что она слышала об этом парне, его горящие глаза, кипучая энергия убеждали ее в том, что жизнь с ним будет трудной и яркой. А именно такой жизни и жаждало ее отважное сердце, стремившееся бороться и побеждать.

В один из первых зимних дней Иеѓошуа предложил Ольге проехаться верхом в Яффу. Стояла чудесная погода. Полупрозрачное, светло-голубое небо казалось шелковым. Бурая песчаная почва была прикрыта нежно-зеленым ковром травы. Ехали они медленно. Иеѓошуа часто останавливался у арабских жилищ и беседовал с их обитателями по-арабски. Ольга заметила, что местные жители относятся к ее спутнику с уважением и симпатией. Наконец, миновав поселение Микве Исраэль, молодые люди приблизились к морю. Ольгу поразил восточный облик Яффы. Турецкие полицейские с хлыстами под мышкой расхаживали взад и вперед по центральной улице. Австрийцы, англичане и французы, одетые по-европейски, торговались с рыночными торговцами, иногда заходя внутрь крошечных лавчонок. По узким переулкам бродили нагруженные огромными тюками ослы, оставляя свой помет, где только заблагорассудится. В воздухе висел густой аромат пряностей. Из многочисленных тесных мастерских доносились постукивание и скрежет рабочих инструментов. Иногда в толпе мелькали консулы различных государств со своей свитой, немецкие «тамплиеры» в фетровых шляпах на европейский манер и высокие усатые черкесы. В нишах домов располагались кофейни, завсегдатаи которых вели неспешные тихие беседы, покуривая кальян. Некоторые посетители держали в руках четки — шнуры с нанизанными на них янтарными бусами — и медленно перебирали коричневые или оранжевые камни. Яффа очаровала Ольгу. Она все больше убеждалась в том, что рядом с Иеѓошуа ее ожидает интересная и увлекательная жизнь.

Ночные прогулки Ольги и Иеѓошуа в винограднике и их поездки в Яффу вызвали неудовольствие как Ханкиных, так