Эккерт задумчиво пожевал губами.

— Я понял, господин рейхсмаршал… Я все сделаю.

Геринг прошелся по кабинету.

— Я тебе верю, Фридрих. То, что я сказал сейчас, это государственная тайна. Но двадцать лет, которые я тебя знаю, убедили меня, что тебе доверять можно. Я очень огорчен, Фриц, очень. Мы сделали глупость, что связались с англичанами. Да и Париж не так уж нужен был нам… Я сделал все, что мог, чтобы предотвратить вмешательство англичан и французов в наши польские дела. Я послал накануне войны в Лондон фон Тротта, ты помнишь того офицерика, который учился вместе с лордом Астором в Оксфорде? Да-да, ты его видел на совещании у Мильха, он в таких интеллигентских очках… Так вот, фон Тротт побывал в Кливдене, в усадьбе Астора. Там он встречался и беседовал с лордами Галифаксом и Лотианом, с министром Томасом Инскипом. Потом он встречался даже с самим премьером Чемберленом. Он говорил им, что дорога вермахта проляжет только на восток. Он предложил, чтобы англичане пригласили в Лондон Мильха или Удета, чтобы познакомиться с английской авиацией и договориться кое о чем… Да что там фон Тротт! Я сам на одном из приемов уговаривал французского военного атташе Стэлэна не вмешиваться в эту польскую заварушку. Я вернул Стэлэну отобранный у него личный самолет, чтобы он мог быстро сообщить о моих словах этому ублюдку Даладье. А генерал Боденшатц, по моей просьбе, сообщил Стэлэну, что мы к первому сентября будем с Францией и Англией в состоянии войны, если они не одумаются. Ты помнишь, Фриц, мы им сообщили фактическую дату нападения на Польшу. Мы хотели узнать: вмешаются ли они? Я знал, что до этого в Париже без приглашения побывал польский военный министр Каспржиск. Я знал, что Даладье и Боннэ шарахались от него как от чумного. Все было за то, что ни Чемберлен, ни Даладье не влезут в эту польскую историю. Но они струсили перед угрозой быть сброшенными со своих постов и отдали роковые приказы… И мы вынуждены воевать на два фронта. А ведь если б они были поумнее, мы бы сейчас уже были около Урала. А теперь Сталин перевооружает армию. Ид-диоты…

— Когда мы выступим против русских?

Геринг усмехнулся.

— Ты слишком много хочешь знать, Фридрих… Тебе это ни к чему. Сохраннее будет голова, если она не хранит таких тайн. Однако скажу тебе, что для подготовки такой кампании понадобится не менее трех-четырех месяцев… У нас нет нефти. В год нам нужно не менее двадцати трех миллионов тонн нефти, а у нас в наличии около трех миллионов… Нам нужны нефть и руда, Фриц. Много нефти и много руды…

Геринг сел в кресло, чтобы не лишать себя удовольствия время от времени краем глаза поглядывать на себя в огромное зеркало, занимавшее половину противоположной стены. Сегодня он был в баварском охотничьем костюме и шерстяных гетрах: рейхсмаршал ждал Гиммлера, с которым они уговорились поохотиться в государственном заповеднике. Рейхсфюрер должен был скоро прибыть.

— Кстати, Фриц, если хочешь, я тебе расскажу прелюбопытную историю о том, как наш грозный Генрих еще раз сел в лужу. Он предъявил фюреру какую-то бумагу, в которой доказывалось, что Мильх, генерал Мильх, мой ближайший помощник, имел в своем роду не то бабушку, не то дедушку еврея. Я его срезал сразу тем, что сказал: «В моем штабе я сам решаю, кто еврей, а кто нет». И ты знаешь, фюреру понравился мой ответ. Он отдал Гиммлеру его бумагу и засмеялся… Ты глянул бы на физиономию нашего грозного рейхсфюрера…

Эккерт неохотно улыбнулся. Геринг воспринял это как страх перед именем грозного главы гестапо.

— Фриц, ты можешь спать спокойно до тех пор, пока я за тебя. Скоро фюрер издаст декрет о провозглашении меня своим преемником и тогда… тогда… Кстати, моя жена уже спрашивала, почему ты перестал бывать в нашем доме.

— Я глубоко благодарен фрау Эмме… — Эккерт склонил голову. — Столько работы… Кстати, господин рейхсмаршал, я все же предлагаю направить нашего человека в Стокгольм. Мы можем потерять многое, если не поспешим. А ваше имя в Швеции еще помнят с той поры, как вы показывали в девятнадцатом шведским пилотам навыки германского аса… О, ваше имя в Швеции знают очень хорошо.

Геринг покачал головой.

— Ты льстец, Фридрих… За это качество тебя и боготворят женщины. Моя Эмми от тебя просто без ума. Твой такт ее всегда потрясает. Однако кого же ты предлагаешь? Уж не себя ли? Гиммлер сразу закричит, что ты повез англичанам все наши стратегические планы… Кстати, Фриц, а может, ты и впрямь работаешь на дядю Джона, а? Говорят, адмирал Годфри очень неплохо платит своим агентам… Так что, старина, может, я прав? — Он расхохотался, довольный своей шуткой.

Эккерт изобразил на лице ужас. Геринг захохотал еще сильнее.

— Боже мой, только идиот мог подумать что-либо подобное об этом человеке. А Гиммлер все время хвастается своими криминалистами… Ладно, ладно, Фриц, не буду больше так шутить. Ты слишком труслив для этой опасной роли, старина, и эта трусость убеждает меня больше всего в твоей невиновности. Так кто же твой кандидат?

— Вы его хорошо знаете, господин рейхсмаршал. Это старый Зигфрид… Он умен, может обвести любого и дока во всех делах, связанных с куплей-продажей.

Геринг настороженно глянул на Эккерта.

— Сколько тебе дал этот мошенник, Фриц? Вот уж с кем я не хотел бы иметь денежные дела. Он меня ограбит. И потом, он слишком нечистоплотен, Фриц…

— Зато против него ничего не будет иметь господин Гиммлер.

Геринг покачал головой.

— Фриц, ты работаешь у меня, а не у Гиммлера. Мне плевать, если ему что-то и не нравится.

Эккерт возразил:

— А он опять напишет какую-либо бумагу и пойдет к фюреру. Зачем вам лишние разговоры? Уж Мильха-то он вам не простит. После Фрича у него аппетиты разгорелись.

Геринг промолчал, из-под толстых, покрасневших век разглядывая Эккерта.

— Хорошо, — сказал он. — Я согласен. Но только тринадцать процентов от той суммы, которую он сумеет выговорить у шведов. Тогда он будет драться как лев. Я знаю его, Фридрих. Скажи Вольтату, чтобы оформил на него бумаги.

Эккерт встал. Геринг глянул на него еще раз, словно пытаясь заглянуть в его мысли, потер ладонью лоб, махнул рукой.

— Минуту, Фриц… Ты не забыл еще русский язык?

У Эккерта мгновенно стал влажным лоб. Ответил, стараясь быть спокойным:

— У меня давно не было практики, господин рейхсмаршал.

Геринг листал настольный календарь.

— Все равно… Тебе не надо будет произносить речи. Здесь у