ее тело, но не дух. Только если она ему это позволит.

Несколько недель она поддавалась тьме Залиндова, да так, что хотелось умереть, лишь бы не чувствовать боли от собственных ошибок. И хоть она никуда не делась – и не денется, пока не выпадет шанса попытаться исправить положение, – эта боль больше не владела ею.

Она пережила это и переживет что угодно – и не потому, что в обратном случае Креста ей наваляет.

Собираясь с духом, Кива пошла за Мясником дальше, в караулку охраны, к железным воротам в высоких известняковых стенах. Она впервые подошла так близко к внешнему миру с тех пор, как ее привезли сюда почти семь недель назад. Добавить еще полмесяца пути из Валлении, и выходит, что Кива пропала больше двух месяцев назад. Внутри все сжалось при мысли о том, что могло произойти за это время, но она торопливо задушила этот страх, потому что понимала, что ничего не может с этим поделать – пока что.

– Жди тут, – велел Мясник, остановившись прямо перед воротами.

Кива нахмурилась и удивилась еще сильнее, когда он вошел в сторожевую башню, нависающую над въездом в тюрьму.

Ее подмывало сбежать, но она знала, что это плохая идея. Прятаться было негде, а если охране придется ее искать, последствия ей не понравятся. Но в голове все равно бурлили вопросы – и их стало еще больше, когда она выглянула за ворота и увидела там четверку темных лошадей, запряженных в черную карету. Она была полностью закрыта, отделана полированным серебром, а окна прикрывали тяжелые занавеси. На передке сидели двое: они были одеты примерно так же, как охрана Залиндова, только кожаная броня на них была серой, а не черной. Один из них держал поводья.

Кива подалась вперед, чтобы разглядеть получше, но отскочила назад, когда из башни высыпала небольшая группа надзирателей и направилась к ней. Впереди шел смотритель – выражение лица у него было такое, что Кива попятилась еще, – а рядом шагал Мясник. Но внимание Кивы было приковано к трем незнакомцам в серой коже – двум мужчинам и женщине, которые с интересом разглядывали ее.

В их взглядах не было ничего непристойного, и лишь поэтому Кива смогла выдержать этот осмотр. В их глазах читалось скорее любопытство – и еще отвращение, все-таки выглядела она неважно.

– Переодеть в чистое ее не могли? – спросила женщина, чьи каштановые волосы были стянуты в строгий пучок. Услышав ее акцент, Кива охнула и вновь осмотрела доспехи – она их узнала, и внутри у нее все оборвалось.

Женщина была мирравенкой. А броня у нее – да у них всех – была такая же, как та, в которую были облачены бойцы мирравенского отряда, похитившего Киву, чтобы шантажировать Джарена, – те самые мирравенские солдаты короля Навока, который заключил с повстанцами союз в обмен на их помощь при вторжении в Эвалон. Именно эту сделку заключила мать Кивы, чтобы оказаться в Залиндове, и по условиям этой же сделки Зулика должна была выйти за Навока, скрепив союз двух королевств браком.

Тревожно разглядывая одетую в серое группу, Кива задалась вопросом, не следовало ли все-таки убежать и спрятаться, и плевать на последствия.

– Ты велела привести ее, – ответил Рук, играя желваками на скулах. – В каком состоянии, не уточняла.

Женщина бросила на него сердитый взгляд, но один из ее спутников, тот, что повыше, прервал ее, сказав с таким же сильным акцентом:

– Да неважно. Переоденем по пути.

Кива мысленно повторила его слова, пытаясь их осознать. Звучало так, будто…

Да нет. Наверняка послышалось.

– Вы же понимаете, что если заберете ее, то навлечете на себя гнев новых королев Эвалона, – с угрозой сказал Рук. – Вряд ли им придется по нраву, что вы освободили одну из самых ценных их пленниц.

Кива уставилась на него, потом обернулась на солдат в сером, не смея надеяться. Они правда заберут ее из Залиндова? Неужели свобода так близко?

– Королева Зулика лично отдала приказ, – сказала женщина, все еще хмуро взирая на Рука. – Кива Корентин должна присутствовать на королевской свадьбе. Приказ вы получили – вам велено передать ее под нашу ответственность. Незамедлительно.

Королевская свадьба. Кива не могла поверить своим ушам: Зулика в самом деле на это согласилась. Выйти замуж за Навока, за человека, которого, насколько Кива знала, она никогда не видела. Новый король Мирравена слыл человеком коварным, проницательным и невероятно жестоким – настолько, что убил собственного отца, чтобы занять трон. Как Зулика могла согласиться на мамину сделку, особенно если от нее требовалось связать себя с таким вот человеком? И что более существенно, зачем допускать на свадьбу Киву? Неужели за прошедшие два месяца совесть разыгралась, и теперь Зулика хочет извиниться? Или Торелл узнал, куда сослали Киву, и потребовал ее освободить? Или у этого великодушия имеется какая-то еще причина?

Узнать было неоткуда, равно как и выяснить, почему за ней явились мирравенские солдаты, а не эвалонские.

Все это очень ей не нравилось, но если это значит покинуть Залиндов, обрести свободу…

Глупо было бы не воспользоваться таким шансом. Так она оказывалась еще на шаг ближе к друзьям – и к тому, чтобы заслужить их прощение.

Не веря собственному счастью, она обернулась к смотрителю. Он так скрежетал зубами, что слышали все вокруг, но коротко кивнул ей, обозначая свое неохотное согласие. Темные глаза полыхали пламенем, когда он встретил взгляд Кивы и заявил:

– Ты вернешься. И я буду ждать.

Затем он махнул охране у ворот, молча приказывая не вмешиваться, развернулся и медленно ушел.

Мясник двинулся за ним, но перед этим ухмыльнулся Киве через плечо и сообщил:

– Попрощаюсь за тебя с подружкой.

«Креста».

Кива бросила взгляд в сторону изолятора, хоть его отсюда и не было видно. После всего что сделала Креста, Киве претила сама мысль бросить ее, но она ничего не могла поделать: три мирравенских солдата вывели ее из ворот к карете.

– У меня там подруга… – начала Кива.

– Молчать! – отрезала женщина.

– Но она…

– Замолчи, или отрежу язык.

Кива похолодела, осознав, что мирравенка не блефует. У нее при себе имелось немало оружия, а двигалась она с уверенностью, говорящей о том, что пользоваться этим оружием она умеет. Каким бы приказам она ни следовала, среди них явно не говорилось «будь помягче».

Может, Зулика вовсе и не смягчилась – да Кива и не поверила бы, заяви сестра такое при встрече.

Пока ее сажали в карету, Кива обернулась в последний раз и не смогла понять, что ощутила при