— Все хорошо, мой друг, — легкая улыбка тронула губы старика. — Шарик меня не покинул. Он все еще со мной и останется со мной навсегда. Вот здесь, в моем сердце, — старик положил руку на грудь. — Скажите мне, Владимир, что вы делаете в Полтаве? Путь из Борисполя до Полтавы все же не близкий.

— Приехал за вами.

— За мной?

— Да, Александр Петрович, за вами, — Владимир улыбнулся. — Вон моя машина, — Владимир указал в сторону ланоса. — Не мерседес, но силенок у него хватит, чтобы отвезти вас домой, в Киев.

— Домой, в Киев, — повторил старик и умолк, пытаясь совладать со слезами, просившимися наружу. Старик опустил голову и уставился взглядом в землю. Несмотря на то, что на глазах у него были слезы, сердце его радовалось от осознания того, что скоро он увидит родных и близких.

— А как же вы узнали, Владимир, что я здесь, в Полтаве? — старик поднял голову и посмотрел на Владимира.

— О, это оказалось несложно. Как-то я решил позвонить другу в Черкассы. Давно мы с ним не общались, а тут, будто внутренний толчок. Позвонил, разговорились. От него я и узнал о странном старике с собакой, о котором была написана статья в местной газете. Я сразу понял, что это вы, поэтому попросил друга сообщить мне, если узнает о вас что-то новое. Вчера он мне позвонил и сообщил, что вы в Полтаве. Ну, я, недолго думая, рванул в Полтаву. Найти вас здесь оказалось уже не сложно; о вас все местные каналы рассказывают. Вот так вот я вас и нашел.

— Даже не знаю, что вам сказать, Владимир. И когда вы собираетесь возвращаться назад?

— Сразу же, как только уговорю вас вернуться домой.

— Может, действительно, пришло время вернуться домой, учитель? — из машины выбрался Николас и подошел к старику.

— Чувствую, что пришло, — улыбнулся старик. — Все когда-то заканчивается. Вот и мое путешествие подошло к концу.

— Если так, предлагаю закончить его завтра, — сказал Николас, — а сегодня мы празднуем. Вы не забыли, учитель?

— Нет, не забыл, мой друг.

— Вот и здорово. Обещаю вскоре навестить вас в Киеве. Улажу в Кременчуге кой-какие дела и сразу же к вам.

— Что ж, буду рад тебя видеть в Киеве, мой друг. Кстати, это Владимир, — старик представил Владимира Николасу. — Мы с ним в Борисполе познакомились. А это Николас и Светлана, — старик представил Владимиру по очереди Николаса и Светлану, стоявшую за машиной возле передней дверцы и слушавшую разговор.

— Когда же мы с вами поедем в Киев, Владимир? — старик повернулся к мужчине.

— Когда пожелаете, Александр Петрович, — отозвался тот. — Можем хоть сейчас.

— Нет, — Николас мотнул головой. — Сегодня никто никуда не едет. Ведь так, учитель?

— Так, — улыбнулся старик. — Если вы не против, Владимир, я хотел бы выехать завтра с утра.

— Конечно не против, Александр Петрович, — сказал Владимир. — Когда скажете, тогда и выедем.

— Хорошо, — кивнул старик. — А где вы остановились, Владимир?

— За это не переживайте, Александр Петрович. У меня в Полтаве родственники есть.

— Это хорошо, — сказал старик. — Тогда увидимся завтра, Владимир.

— Обязательно, Александр Петрович.

Старик улыбнулся, открыл заднюю дверцу и забрался в машину. Николас обменялся с Владимиром номерами мобильных телефонов, после чего присоединился к старику и Светлане. Машина тронулась с места и вскоре, сопровождаемая взглядом Владимира, скрылась за поворотом.

Глава 17

Домой

Александр Петрович сидел на переднем сидении возле Владимира и смотрел в окно. За окном проносились поля, время от времени их сменяли села. Вид за окном, по большому счету, был однообразный, но старика это нисколько не беспокоило. За время своих странствий он научился видеть красоту там, где ее вряд ли увидел бы другой человек. Каждый новый взгляд, брошенный за окно, ловил нечто особенное, присущее только этому, кратковременному мгновению единения человеческого сердца с природой. Ни серые тучи, низко нависшие над землей и скрывшие от взгляда бирюзу утреннего неба, ни капли дождя, барабанившего по крыше машины и слезами скатывавшиеся по лобовому стеклу, не могли испортить ту красоту, что открывалась перед глазами старика по мере движения машины. Одинокое дерево в поле, вереница зеленых кустов и деревьев у дороги или островки густой травы прямо посреди дороги, — все это могло послужить поводом для радости стариковских глаз. Обычный человек воспринимал бы виденное, как данность, но только не старик, может из-за того, что он был не совсем обычным человеком или даже совсем необычным человеком, человеком, чья лодка жизни медленно тонула в океане смерти. Каждый новый день для человека в его состоянии был сюрпризом, чудесным даром, отодвигавшим неизбежное еще на какое-то время в будущее. Поэтому стоило ли удивляться тому, что виденное за окном вызывало бурю восторга и удивления в груди Александра Петровича.

— Владимир, вы не будете против, если я приоткрою окно, — Александр Петрович повернул голову к Владимиру и улыбнулся.

— Приоткройте, Александр Петрович, — Владимир бросил взгляд в зеркальце заднего вида и пошел на обгон ехавшей перед ним машины.

Александр Петрович приоткрыл окно. Ветер ворвался через окно в салон машины и принялся трепать стариковскую бороду.

— Долго ли нам еще ехать? — полюбопытствовал Александр Петрович.

— Часа три, Александр Петрович, — Владимир посмотрел на наручные часы. — К обеду будем в Борисполе.

— Так быстро? — удивился Александр Петрович.

— Ехать недолго, Александр Петрович. Километров триста-триста пятьдесят.

— Значит, в обед я буду дома, — Александр Петрович улыбнулся.

Владимир бросил на старика взгляд.

— Александр Петрович, а как вы смотрите на то, чтобы задержаться на пару часиков в Борисполе? Оксана вас очень хотела увидеть, да и Машка мне покоя не давала.

Внезапно Владимир хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Елки-палки! Я ж забыл вам подарок от Машки передать, — Владимир сбавил скорость, прижался к обочине и принялся шарить рукой в бардачке.

— И что за подарок мне приготовила Машуня? — спросил Александр Петрович.

— Сейчас, минутку. А, вот, — Владимир достал из бардачка альбомный лист бумаги, перетянутый белой ленточкой, и протянул старику.

— Это вам, Александр Петрович.

— Спасибо, — поблагодарил Александр Петрович, беря подарок в руки. Развязав узел, старик раскрыл лист бумаги на всю ширину. Слезы появились у него на глазах, когда он увидел, что было нарисовано на бумаге. По зимнему парку, среди голых, укрытых кое-где одеялом белого пушистого