вспомнил, где видел его морду.

— Перезвоню, — цежу сквозь зубы и сбрасываю вызов.

Не помня себя от гнева, поднимаюсь по лестнице и врываюсь в ресторан.

— Здрааа…

— Пошла вон! — бросаю администраторше, направляясь прямиком к дальнему столу.

Женя уже вовсю чирикает с этим бандюганом. Сидящая рядом с ним Сашка весело и беззаботно смеется. Однако ее улыбка быстро сходит с лица, когда она замечает меня.

Приближаюсь. Стискиваю челюсти до скрипа. Трясет всего от ярости.

И посмел ведь явиться ко мне в отдел. Гнида!

— Папа…

— Паша, — оборачивается и Женя.

Никого не слышу. Никого не вижу. Только этого сукиного сына в фокус беру.

— Ах ты ж мразь бандитская! — набрасываюсь на него, хватаю за рубашку, бью по лицу.

Посетители ресторана охают. Кто-то из баб верещит.

— Падла, дочь мою… — бью его еще раз.

На этот раз не позволяет себя ударить, но и отвечать не спешит.

— Папа, папочка, пожалуйста, прекрати! — кричит Саша, ухватившись за мой локоть.

Перед глазами пелена. В ушах кровь громыхает. Пальцы так и чешутся достать из кобуры пистолет, но появившийся из ниоткуда амбал меня скручивает.

— Отъебись!

— Не трогай его, Дим, все нормально, — отдает приказ этот ублюдок, и меня тут же отпускают.

Выпрямившись, тяжело дышу. А этот с разбитым носом сидит себе, спокойный как удав. Кровь вытирает салфеткой.

— Паааш…

— Поднимайся, — обращаюсь к перепуганной насмерть жене.

— Пап… — дочь плачет и дрожит. — Папа…

— Ты идешь с нами! — дергаю ее за руку.

— Папа…

— Это ты виновата! Ты не доглядела! — ору на Женю.

— Пап…

— Домой! — тащу ее к выходу.

Эту сцену наблюдает весь ресторан, но мне насрать.

— Папа, перестань… прошу!

— В машину! — рявкаю громко, когда оказываемся на улице. — Как ты могла связаться с ним! Как?

— Я люблю его, папа! Пап!

Любит она! Какая беспросветная дура, Господи!

— Отпустите ее, Павел Петрович, — доносится до меня голос выблюдка.

— Закрой свой поганый рот. Ты… Посмел явиться ко мне! — хочу подняться наверх, но Женя тут же цепляется за меня мертвой хваткой.

— Паша, не надо, Паш.

Прожигаем с Паровозовым друг друга взглядами.

— Саша теперь со мной.

— Она едет домой, больше ты ее не увидишь…

— Пусть сама решит, — прищуривается и поправляет рукава окровавленной белой рубашки. — Или насильно в квартире держать будете? Как раньше.

— Ты…

— Вы делаете ей больно.

Поворачиваюсь к дочери. Глядя в ее глаза, полные слез, непроизвольно ослабляю хват.

— Пааап, — шепчет одними губами.

— Ты знала? — сурово на нее гляжу. — Знала, кто он такой и чем занимается?

— Знала, — сглотнув, произносит на выдохе.

Испытываю острое разочарование. Лучше бы солгала, клянусь.

— Пап…

Мечется взглядом. То на меня, то на него смотрит.

— Или ты едешь со мной, или дочери у меня больше нет…

Глава 62. Я объявляю тебе войну

Илья

Видит Бог, держусь из последних сил. Останавливает лишь тот факт, что передо мной Ее отец. Я не имею права его трогать. Саня такое не простит.

— Пааап…

Больно видеть ее слезы, но неизбежное все равно произошло бы. Моей целью было уведомить его о том, что Саша со мной. Он должен быть в курсе. Так будет честно.

— Ты поедешь домой, — повторяет подполковник, сурово глядя на дочь.

Саша поднимает на меня растерянный взгляд.

Убираю руки в карманы. Не двигаюсь с места. Даю понять: она сама должна решить, что делать дальше.

Если уедет с ним, буду очень разочарован, ведь при таком раскладе все ее слова окажутся не более, чем пылью.

— Не заставляй меня выбирать. Не делай так, папа, пожалуйста! — умоляет она.

Напрасно пытается до него достучаться. Он сейчас на конкретном взводе. По правде сказать, я рассчитывал на то, что этот мужик более выдержан.

— Немедленно сядь в машину!!! — орет Харитонов, открывая дверь Prado.

— Нет…

Она говорит очень тихо, но я слышу это «нет».

— Что ты сказала? — лицо подполковника мгновенно покрывается красными пятнами. — Я вырастил, воспитал тебя! И это твоя благодарность?

— Паш, — жена осторожно трогает его за плечо, но он сбрасывает ее руку.

— Не лезь! — подходит к Сашке ближе. — Повторяю, Александра, или едешь со мной, или дочери у меня больше нет!

— Значит, нет, пап, — произносит она надломленным голосом.

— Ах вот как? — разжимает пальцы. Расправляет спину. Видно по нему: подобного поворота он никак не ожидал.

— Прости… — Рыжая закусывает губу и плачет пуще прежнего. Совсем беззвучно, но, черт возьми, как же мучительно на это смотреть.

Подполковник с минуту травит ее неприязненным взглядом.

Приняв поражение, проходит к водительскому месту.

Открывает дверь, но садиться не спешит. На меня теперь смотрит.

Не кричит больше, не угрожает, но в глазах полыхает лютая ненависть. И вот что странно… Я могу его понять, ведь, по сути, забрал у него самое ценное. Его единственную дочь.

Я объявляю тебе войну.

Не говорит, но визуально я считываю и принимаю именно это.

Евгения Владимировна целует и сжимает дочь в объятиях. Тоже плачет. Тоже осознает, что как раньше уже не будет.

Когда они уезжают, спускаюсь по ступенькам вниз.

Саня, раздетая, замерзшая на холодном осеннем ветру, стоит, опустив голову, и сердце от этой картины на куски рвется. Такой она кажется сейчас маленькой и хрупкой…

Обнимаю крепко, притиснув к себе. Что чувствую — не разобрать толком. Это и бесконечная благодарность за ее смелость, и горькое сожаление о том, что ей пришлось делать этот выбор по моей вине.

— Поехали домой, родная, — забираю у подошедшего к нам Дмитрия вещи.

Сразу кутаю девчонку в свое пальто. Оно теплее, чем тонкий плащ, в котором она приехала.

— Скажи Максиму Витальевичу, пусть посчитает битую посуду и прочее. Я оплачу.

Бугай молча кивает.

— Идем, Саш, — веду ее к машине. Сажаю вперед, включаю обогрев салона и сидений.

Всю дорогу до нашего ЖК молчим. На парковке и пока поднимается в лифте — тоже. Ей нужно пережить случившееся, потому и не лезу с разговорами.

Помогаю снять платье и на пару с ничего не понимающим Тайсоном жду, пока она смоет макияж и выйдет.

Лупатому в этом плане повезло гораздо больше. Ему удалось оказаться по ту сторону двери. Пиздюку у нас все дозволено…

— Ты чего на полу?

Поднимаю голову.

— Тебя жду.

— Я все. Тебе… тоже надо, — задерживает взгляд на испачканной кровью рубашке.

Киваю.

Она уходит, Лупатый козой скачет за ней, а мы с конем премся в ванную комнату.

— Пиздец.

Расстегиваю пуговицы на рубашке, снимаю ее и швыряю в стиралку.

Склонившись над раковиной, умываю лицо. Нос разбит, незначительно припух, но перелома не наблюдаю. Удар подполковника Харитонова прошел по касательной.