показав ему свое недоверие. В газетном сообщении о приеме было только сказано, что аудиенция «продолжалась более получаса»; обычных слов о «высокомилостивом приеме» не было. В дальнейшем между царем и председателем Думы, конечно, установились корректные официальные отношения, но о влиянии Гучкова на государя не могло быть и речи.

А. И. Гучков, человек чрезвычайно самолюбивый – о чем свидетельствует хотя бы бесконечный ряд его дуэлей, – не простил государю такого отношения. Он стал видеть в нем главное препятствие не только для себя, но и для той эволюции русской жизни, к которой он стремился. Соединение политической и личной вражды к государю сделало А. И. Гучкова весьма опасным и последовательным его врагом – тем более опасным, что по своему положению лидера умеренной, строго монархической партии и председателя Гос. думы он не мог проявлять ее открыто. Глухо говорилось об этом в его вступительной председательской речи 12 марта 1910 г.: «Я убежденный сторонник конституционно-монархического строя, и притом не со вчерашнего дня… Вне форм конституционной монархии… я не могу мыслить мирного развития современной России… Мы часто жалуемся на внешние препятствия, тормозящие нашу работу… Мы не должны закрывать на них глаза: с ними придется нам считаться, а может быть, придется и сосчитаться…»

В том же году в печати стало впервые появляться имя «старца Григория» (Распутина). Было известно, что он, с одной стороны, пользуется большой популярностью в некоторых придворных кругах; с другой – распространялись слухи о его непристойном поведении. В «Московских Ведомостях» появилась изобличавшая его статья «Духовный гастролер» известного церковного деятеля М. Новоселова. Когда в июне в Петербург прибыл саратовский епископ Гермоген, «Речь» сообщила, будто он приехал «хлопотать за Распутина». Епископ по этому поводу заявил: «Три года назад он произвел на меня впечатление человека высокой религиозной настроенности; после, однако, я получил сведения о его зазорном поведении… История Церкви показывает, что были люди, которые достигали даже очень высоких духовных дарований и потом падали нравственно».

К.-д. «Речь» продолжала заниматься личностью Распутина; и «Новое Время», отметив неопределенность выдвигаемых фактов, писало (18.VI.1910): «На всю обличительную кампанию «Речи» трудно смотреть иначе, как на темную и в высшей степени опасную игру», – и само намекало на «высокопоставленных вдохновителей» этой кампании.

«Старец» Григорий Распутин, родом из крестьян Тобольской губернии, действительно бывал принимаем в высшем свете; в нем многие видели «вещего человека», своего рода «пастыря душ». Несомненно, что у Распутина бывали моменты искреннего религиозного вдохновения; но в то же время он умел и «грешить бесстыдно, непробудно». Достаточно владея собой, чтобы в придворном обществе выдерживать свою роль благочестивого проповедника, он затем, попадая в иную среду, давал волю самым низким своим страстям.

Государь видел Распутина впервые в 1906 г. и отметил, что он «производит большое впечатление». Впоследствии он говорил кн. В. Н. Орлову, что Григорий – человек «чистой веры». Он также интересовался иногда тем, как Распутин отзывается на те или иные вопросы государственной жизни; в его ответах он чувствовал нередко подлинную «связь с землей»; но особого значения его отдельным мнениям государь, конечно, не придавал.

На государыню беседы старца Григория на религиозные темы производили более сильное впечатление. Однако особое значение он получил по иной причине. Он, по свидетельству самых разных лиц, обладал способностью «заговаривать кровь», путем внушения останавливать кровь.

Наследник цесаревич Алексей Николаевич, как это определилось уже в раннем возрасте, страдал опасным наследственным недугом – гемофилией. При этой болезни кровеносные сосуды отличаются особой хрупкостью, а кровь – слабой способностью к свертыванию. Вследствие этого всякая, самая легкая, рана могла привести к опасному для жизни кровотечению, а всякий ушиб – к тяжелому внутреннему кровоизлиянию. Болезнь наследника считалась государственной тайной, но толки о ней тем не менее были широко распространены. Необходимость тщательно оберегать наследника от ушибов и поранений создавала особые условия его воспитания. Это было тем более трудно, что наследник цесаревич отличался живым, деятельным характером и неохотно переносил всякие стеснения.

Когда выяснилось, что Распутин путем внушения лучше справляется с проявлениями этой болезни, нежели все доктора-специалисты, – это создало, разумеется, для старца Григория совершенно особое положение. Государыня видела в нем человека, от которого, в самом реальном смысле этого слова, зависела жизнь ее горячо любимого сына.

К несчастью, за пределами дворца Распутин продолжал вести себя весьма неподобающе, и это вызывало нежелательные толки. Государыня, имевшая о «старце» совершенно иное представление, не хотела верить ничему, что о нем говорили плохого, и, во всяком случае, отказывалась – из-за «клеветы», как ей казалось, – лишиться человека, умевшего несколькими словами побеждать тяжелый недуг ее сына.

Распутин сам ни на какое политическое влияние не претендовал; но для врагов императора он оказался точкой приложения искусной клеветнической кампании, совершенно извратившей истинное положение вещей.

Авиация быстро развивалась, в том числе и в России. И в Москве, и в Петербурге устраивались «авиационные недели». П. А. Столыпин живо интересовался полетами и (22.IX.1910) сам поднимался на воздух с летчиком Мациевичем (который через два дня после этого разбился насмерть)[168]. Столыпин был одним из первых премьеров, поднимавшихся на аэроплане.

6 января 1911 г. государь приехал неожиданно в Мариинский театр, где шла опера «Борис Годунов». После третьего действия занавес на мгновение опустился и затем снова взвился: весь хор «бояр», с Шаляпиным во главе, опустился на колени и трижды пропел «Боже, Царя храни»; хором управлял известный дирижер Направник. Гимн был подхвачен публикой. «Такого исполнения гимна я никогда более в жизни не слышал», – пишет очевидец. Левые круги долго потом не могли простить Шаляпину этой манифестации.

В условиях преобразованного государственного строя «демофильское» направление в верхах русской власти приобретало перевес над «аристократическим». Настроения народных масс, особенно той их части, которая была верна государственной идее, становились фактором, с которым трудно было не считаться.

В тех частях России, где население было смешанное, где русским приходилось сталкиваться с другими народностями, большинство русских примыкало к правым течениям. Так было в Киеве, в Одессе, во всех городах Западного края и отчасти на Кавказе. Если в Москве и Петербурге правые собирали какие-нибудь 5–10 процентов голосов, на западе за них голосовало местами 40–50 процентов городского населения, и левые кандидатуры побеждали голосами только не-русских элементов.

Западные правые круги, опиравшиеся на массы, выступали с определенными требованиями к власти. В Гос. совете редактор «Киевлянина», проф. Д. И. Пихно, внес законопроект о реформе выборов в верхнюю палату от Западного края. Он указал, что от 9 губерний в Гос. совет избрано 9 поляков, тогда как в некоторых из этих губерний всего 2–3 процента польского населения. Пихно требовал, чтобы поляков выделили в особую курию, а большинство мест предоставили бы русским.

Этот проект нарушал имперский принцип равенства национальностей: поляки