— Да, хоть счас! Кого валим в этот раз?

— Нет, нам нужен уже «готовый» труп. Где ты его прошлый раз «под дядю Яшу» брал?

Я имел в виду симуляцию смерти бывшего белогвардейского генерала Слащёва, который ныне преподаёт дойчемову в Ульяновске, да возится с моими юными вояками.

— Известное дело где… В морге! Не на кладбище же его выкапывать, согласись.

— Согласен — земля сверху подмёрзла… Тогда в морг!

* * *

Мда… С детства мне внушили: уважение к покойникам — непременное условие цивилизованности, в обществах не практикующих людоедство. То, что я увидел в морге при медицинском институте, ввергло меня в шок и разом сбило все «установки» насчёт цивилизованности и человечности:

Как были мы дикарями-каннибалами — так ими и остались!

Только представьте: в белом кафельном анатомическом зале у столов с расчленёнными трупами, как пожирающие человеческую плоть мутировавшие черви-опарыши из Чернобыля — копошатся студенты в белых халатах…

А как смердит!

В первый раз, за уже две жизни я понял истинную сущность этого понятия — «смердеть».

Врач, командовавший студентами, после мельком предъявленной Мишкой ксивы, охотно проинформировал:

— Если вам нужен свежий труп, товарищи — вам нужно обратиться Ивану Ипатичу из мастерской по изготовлению скелетов. Это в подвале.

Казалось, мы попали в кладовую маньяка!

Если в анатомическом зале просто смердело, то здесь…

Смердело просто адски!

Ещё не превращённые в скелеты мертвецы всех видов, в большом количестве лежат на скамьях… В больших чанах, под крышками — вымачиваются части мёртвых тел, чтоб мясо легче отделялось от костей… Затем, кости сушат и отбеляют хлором, после чего они попадают на верстак в мастерской Ивана Ипатича, где их собирают в готовое «изделие» — для продажи школам, институтам и просто желающим приобрести молчаливого друга.

От нехер делать, интересуюсь:

— И сколько скелетов Вы изготавливаете в год? Если не секрет, конечно…

'У меня секретов нет,

Слушайте детишки…'!

Главный менеджер предприятия — сухонький старичок с добродушными глазами, охотно отвечает:

— Когда как! Бывает и по двести.

— А сколько лет работаете?

Скосив взгляд на потолок:

— Да как бы уже не лет тридцать.

Про то, нравится ли ему такая работа — спрашивать не стал. И так всё понятно: с нелюбимой женой ещё можно прожить тридцать лет — если готовит вкусно и общие дети имеются, а вот со смердячими трупами без любви…

Невозможно!

Узнав в чём дело, Иван Ипатич — пытался сплавить нам труп какого-то старика, аргументируя:

— Не всякий человек годен на скелет! Мы отбираем на скелеты молодых, у тех кость крепкая. А стариков отправляем на кладбище. Так что берите этого, товарищи и, не привередничайте!

Лишь после повторного предъявления липового чекистского удостоверения, которое этот скелетист-долгожитель долго недоверчиво рассматривал-изучал, нам был выдан труп молодого парня чуть более двадцати лет — застреленного какой-то сволочью и не востребованный родственниками.

Вообще, в Москве в тот период было столько маньяков и серийных убийств…

Кровь стынет в жилах!

* * *

Из морга, поехав в подмосковный посёлок, оставили автомобиль под присмотром секьюрити, а сами с Мишкой «огородами» подкрались к одному стоящему несколько на отшибе двухэтажному дачному деревянному домику за невысоким забором и, некоторое время молча наблюдали.

Вечерело… В окнах горел свет, а из трубы шёл лёгкий дымок.

— Здесь они, — сказал Миша, — уже вторые сутки здесь.

— Говоришь, кого-то из Питера ждут?

— Да, вроде так… Хотя, в детали меня не посвящали — несмотря на «дружбу» с этим Максимовым-Биргером.

Естественно, из Ленинграда так быстро не доедешь на поезде — как из Нижнего на автомобиле, поэтому фора по времени у нас имеется. Хотя, с другой стороны — питерских могли оповестить об похищении Бажанова заранее… Поэтому, надо действовать без промедления!

— Сколько их там внутри, говоришь?

— Кроме самого Максимова — Григорий Каннер со своим человеком по кличке «Бомбик[1]» и Лев Мехлис аж с двумя — Южаком и Маховером.

Корабль под названием «Сталин» — дал трещину, начал тонуть и с него тут же побежали крысы…

Блин, хотя про Мехлиса я думал несколько лучше.

Насколько мне известно, с несостоявшемся Вождём (Кровавым тираном) на Кавказ уехал лишь Поскребышев да некий Назаретян — если из секретарей.

— Оружие у них имеется?

— Спрашиваешь! У всех, кроме самого Бажанова разумеется.

— Иметь «шпалер» — это одно, а уметь им пользоваться и готовым в любой момент применить — совсем другое.

Мишка посерьёзнев:

— Каннер и этот «Бомбик» — мокрушники, ещё те! Это у них на физиономиях написано…

Ну, знамо дело: за первым из них вроде бы как числится убийство троцкиста Склянского этим летом и ещё одного с ним за компанию. Хотя, такие дела чаще проделываются чужими руками.

— Мехлис со своими людьми — «ботаники», а Максимов — просто пустобрех. Он и меня-то привлёк — из-за боязни своих корешков. Когда меня на службу «вызвали» — как осиновый лист трясся…

— А у тебя есть ствол?

— Кто ж на такое дело без «шпалера» ходит?

Строго прищурившись:

— Надеюсь, не «наградной» Парабеллум?

— Нет, — показывает мне старенький «Наган» с изрядно вытертым воронением, — в таких делах, я предпочитаю отечественного производителя.

Так, так, так…

— Есть какой-нибудь план, Барон? Только учти — время поджимает!

— Да, как же ему не быть⁈

— Ну а если подробно?

Хищно, по-волчьи оскалившись:

— Счас я захожу и всех их валю — начиная с Каннера и Бомбика, без всяких затей.

Мне, аж поплохело:

— Подожди, стой… Их много и это может быть опасно. А вдруг кто-нибудь из них завалит тебя?

Хмыкает:

— Не знаю, кто учил стрелять этих евреев, а меня — с самого «нежного» возраста собственный папа-офицер. И делал он это очень добросовестно, в надежде дождаться собственных внуков.

— Нет, так не пойдет — «и на старуху бывает проруха», а излишняя самоуверенность в собственных силах — не одного бойца погубила. Да к тому же, Миши — нам надо разыграть перестрелку между своими, а не массовую бойню. Ферштейн, зи?

— Я тебя внимательно слушаю…

— По возвращению, постарайся ещё более перепугать Максимова. Как только «клиент» дойдёт до нужной кондиции — маякни зажигалкой вон в том окне.

— Ага, понял… Жаль вот только, марафет с собой не прихватил: уж больно тот трусоватый! Такие, если «переборщить» — в ступор впадают,