С собой взять? Пойдут ли? Или… рискнуть? Подтолкнуть чутка, завершить начатое. А там, со Зверем, мне будет проще… но куда мне столько зверей-то?

- Могу я услышать… объяснения? – Бекшеев смотрел не на собак и некроманта, а на Егорку-Василька, который перевернулся на спину и теперь лежал, запрокинув голову так, что странно, как не сломалась шея. Но дышит, заразина этакая…

Додавить, что ли?

Потом, если что, можно будет списать на покойников… на покойников чего только не спишется.

- Я… попытаюсь… это место… силы.

- Мораны, - я присела на корточки перед Васильком. И тот, почуяв присутствие, открыл глаза. Из левого сочился гной, смешанный со слезами. Губы дрогнули, и я почти услышала:

- Добей.

- Обойдешься, - говорю и, подхватывая тело, пытаюсь его усадить. Не из жалости, отнюдь. Еще захлебнется слюною, а нам потом отчитывайся, что сотворили с особо ценным свидетелем.

Или подследственным.

- Морана – это богиня смерти? Я… признаться… некроманты как бы… выразиться… церковь нас не любит. Когда… дар очнулся… я могу заходить в храмы на самом-то деле, это слухи, что некромант не переступит порога церкви и все такое… но люди… люди стали смотреть. Неловко как-то… и потом есть интердикт, который запрещает приносить темную скверну в храм. И потому многие мои коллеги, они как бы… и верят, но сами по себе. Среди… знакомых были те, кто… изучал верования… альтернативные.

Василек, опершись на ствол дерева, дышал. Сипло, сглатывая нити слюны.

- Как тебя угораздило? – интересуюсь, краем глаза отслеживая происходящее на поляне. Аннушка встала и теперь пошла кругом, поднимая с земли ржавые листья, складывая из них букет.

Она по-прежнему улыбалась.

И эта улыбка разгладила черты её лица. И сами эти черты изменились.

- Да… п-по… д-дури… сказал… ферму продать… согласны… я… п-приехал… сам, - Егорка-Василек дышал и говорил, пусть слова давались с трудом. – С… ними… еще… люди б-были… а там… т-тоже люди… и м-мои… Пашка… Пашка…

Он резко обернулся, чтобы зацепиться взглядом за мертвеца.

- И Лешка… вот…

- Теоретически… исключительно теоретически, Морана – наша покровительница. Считается, что некроманты служат смерти, используют её силу. Некоторые… говорили, что если найти место силы… её силы… то можно заключить договор, - Ярополк стал запинаться чуть меньше. – Но оказалось, что эти места скрыты. И что язычники не горят желанием делиться… знаю, были попытки купить, заставить, напугать, но…

- Они не знали, - я разгибаюсь. – Морана, как и вы, сама по себе. Наособицу. Ей не приносят жертв, разве что свою жизнь отдать можно. Но место для этого особое не нужно, достаточно позвать. Сказать… она же богиня. Услышит.

- Но… тут… - некромант указал на вырезанный лик.

- Про такие места знали жрицы. Думаю, - поправляюсь, потому как мне, той, не особо докладывались. – А они не жили на одном месте. Ходили… и их боялись. очень.

Я ведь помню суеверный ужас сестры.

И то, что она долго отказывалась есть за одним столом со мной. И все ждала, когда посланница Мораны вернется, заберет меня под руку богини.

А вышло все иначе.

И что-то в глубине моей души оживает, радостно ухватив эту, мимолетную мыслишку. Мол, это ведь на самом деле я виновата. Я угостила жрицу Мораны хлебом, я приманила смерть к родному порогу. Но… трясу головой. Нет. Не виновата.

Война виновата.

И те кто убивал виноваты. А я… я просто угостила уставшего человека. Хлебом.

- Потому никто не стремился бы узнать, где вот такое место находится. А если бы и узнали, обошли бы десятою дорогой… - я стараюсь не глядеть на лицо. – Может, это вовсе не её место, а… вырезал кто-то…

- Это место смерти, - качает головой некромант. – Я… чую. Я нашел другое дерево, тут, недалеко. Я показывал.

- Показывал, - согласился Бекшеев и мне кивнул. Стало быть, что-то я все же пропустила.

Букет в руках Аннушки становился все больше и больше.

- Там смерть свежая. И кровь свежая. А это место… оно очень старое. Очень и очень. Это сложно объяснить. Это… чувствуется. Дело даже не в том, что здесь убивали… убивали, конечно, и долго. Много. Но еще сама сила, древняя весьма… по сути это темный источник.

Некромант вдохнул и признался.

- Был… я его ограничил. Закрыть невозможно, но… я снял напряженность. И стабилизировал. Или он меня… резонанс – сложное явление. Я только читал… источников подобных крайне мало и почти все закрыты. Ограничены… Надо будет сказать. Доложить. Чтобы… охрану… зону отчуждения. Здесь город рядом. Люди… и это просто-напросто небезопасно.

Аннушка посмотрела на букет в руках.

А я на небо.

Где черти Новинского носят? Записку он давно должен был получить. Инструкции тоже… а шарится, простите боги, не понятно где.

И Тихоня опять же.

Девочку вот чувствую. Она спокойна и даже весела, и значит, с Тихоней все в порядке…

- В нем много энергии собралось. А оттока не было. Что-то нарушилось… гармония… полагаю, там, в деревне, был кто-то… кто служил. Как-то обслуживал… не знаю!

- Возможно, - сказала я, когда все посмотрели на меня. И плечами пожала. – Я про них ничего толком и не знаю. Встретила раз в жизни и то случайно.

Жрица?

Мораны?

Не та, что ходит по дорогам, заглядывая в дома людские, а другая? Что жила, скрывая истинную суть свою? Мой взгляд почему-то остановился на Анне…

Нет.

Чушь… или не чушь?

- Я помню, как в спину что-то толкнуло. И больно было. Потом… потом не помню ничего. Потом словно голоса… и кто-то приказывает очнуться. Неприятно, когда голоса в голове. Я пытаюсь выбраться. Из болота… и падаю глубже. Ненавижу болота.

- Кто их любит, - с хрипом отвечает Василек. – Вечно в них погани всякой.

И я мысленно соглашаюсь. Болота и я не любила. Зеленая тоскливая равнина, редкие деревца, высотой по плечо Одинцову. Ковер мха, что качается под ногами, и ощущение трясины там, под этим ковром. Слякоть. Комары и лосиные мухи. Змеи.

- А потом сила вдруг… пошла. Я стал понимать, что нахожусь в каком-то месте… рядом с темным источником, который почти на пик активности вышел. А значит, еще немного и выброс случится. Вы тут… и эти люди. И там тоже люди… а голос в голове шепчет, что я должен принести их в жертву. Что