– Ангел спит, – объяснил Клаус, – ночь, вот он и спит. Милика, давай руку и идём. Нас встретят, но ты не пугайся. Зять Берты – друг, он раньше служил у Руди.

Женщина кивнула, не решаясь разлепить губы. Пальцы Клауса были жёсткими и горячими, он впервые коснулся её не через полу плаща. Огонёк свечи судорожно метнулся, сжался в рыжую искру и погас. Теперь у них осталась лишь лампа Цигенгофа.

– Куда мы идём? – выдавила из себя Милика.

– Для начала подальше отсюда, – бросил Цигенгоф, – и, во имя Господа, скорей!

2

Убийца рассказал всё, что знал. Он бы рассказал и то, чего не знал, но его спасло чувство меры. Рудольф Ротбарт теперь знал не только «кто», но и «за сколько». Остался последний вопрос – «почему?», но ответ на него ничего не изменит. Принц-регент Миттельрайха не Господь Бог, он не вправе прощать врагов своих, даже если это друзья. Бывшие.

Руди глянул на связанного убийцу и невесело усмехнулся:

– Когда ты последний раз был на мессе?

Тот оторопело захлопал глазами, но ответил:

– На прошлой неделе.

– Похвально. – И зачем он с ним говорит? – И что ты думаешь на предмет того, что зуб за зуб, а око за око?

– Ваше высочество, – вздрогнул наёмник, – я… Что угодно вашему высочеству?

– Моему высочеству угодно, чтобы ты прикончил своего хозяина. Я лишил тебя подручных, но помощники тебе понадобятся. Утром я пришлю двоих. Твой «друг» дерётся хуже меня, с него хватит. Ты всё понял?

Капитан Цангер что-то квакнул и кивнул. Он был весьма недурён собой, но сейчас напоминал вытащенного из пруда карпа. Воистину, удивление не красит, как и поражение. Руди Ротбарт неторопливо освободил копыта Нагеля от войлочных торб. Обрадованный конь немедленно принялся рыть землю. Счастливые они, эти лошади, их если и продают, то хозяева, а не родичи и друзья.

– Ваше высочество, – пленник с тревогой смотрел за манипуляциями победителя, но пытался улыбаться, – каковы будут приказания?

– Не можешь без дела?

– Лень до добра не доводит. От неё ржавеет шпага и кончаются деньги. Буду счастлив служить вашему высочеству.

Каков мерзавец! Похоже, волк нашёл подходящего пса. Лет через пять Цангер станет убивать не из страха и не за деньги, а по привычке. Ну а потом, чего доброго, отдаст жизнь за дом Ротбартов.

– После мессы была проповедь? – поинтересовался принц, беря Нагеля под уздцы.

– Да…

– Вот и обдумай её на досуге. Пока не придут твои помощники. Они тебя развяжут.

Руди неторопливо вывел коня в проулок, ещё более неторопливо запер ворота и вскочил в седло. Город спал, только падали с лип утомлённые листья, да звенел цепью и поскуливал пёс в доме напротив. Порыв ветра принёс запах свежего хлеба и отдалённый звон. Три четверти первого – охота и допрос заняли меньше часа, а кажется – полжизни прошло.

Нагель тряхнул гривой и передёрнул ушами, ему в отличие от хозяина не терпелось пуститься в путь. Для коня жизнь есть бег, а для человека? Что важней всего в этом мире – война, любовь, долг? Всего понемножку и ещё что-то, непонятное и неуловимое.

Принц тронул поводья и выехал на Суконную. Во дворце ждал Георг, в доме на углу – Гудрун, а Руди хотелось, чтобы оба куда-нибудь провалились. Желательно, вместе с Витте. Говорят, нет ничего хуже неизвестности и мучительней надежды. Сегодня Рыжий Дьявол прикончил и ту, и другую, но легче не стало.

Лунный свет отразился от осколка, откуда-то взявшегося на мостовой. Рудольф поднял голову к луне и вдруг понял, что не может никого видеть. Не «не хочет», а не может. Одно слово, взгляд, жест, и он сорвётся, вернее, сорвёт зло на тех, кто подвернётся под руку, будь они хоть ангелами с крылышками.

– Лучшее, что может сегодня сделать для своих подданных принц-регент, это от них сбежать, – сообщил Рудольф то ли луне, то ли облетающим липам. Луна промолчала, ветер взъерошил гриву Нагеля и осыпал всадника увядающим золотом. В небе дрогнула красноватая звезда и покатилась вниз от созвездия к созвездию, оставляя за собой стремительно гаснущий след. Руди проводил небесную смертницу взглядом, нахлобучил шляпу и от души пришпорил Нагеля. Разобидевшийся жеребец возмущённо взвизгнул и помчался по булыжной мостовой, высекая яркие злые искры.

3

Милика с трудом поспевала за Клаусом, но ей и в голову не приходило просить сбавить шаг. Цигенгоф знает, что делает, а её дело переставлять ноги и молчать.

– Осторожно, сейчас будет лестница, – бросил Клаус, – и крутая.

– Куда мы идём? – пискнул Мики.

– К солдатам, – Цигенгофу явно было не до разъяснений, – тихо!

Сын притих, нога Милики провалилась в пустоту. Лестница и впрямь оказалась крутой и очень неудобной. Узкие деревянные ступеньки вились вокруг дымохода, от которого тянуло жаром. Неужели где-то есть небо и холод? Без плащей они замёрзнут.

– Осторожно, пригнись.

Узкая дверца, почти щель, за ней – сводчатый коридор, слишком низкий для человека с ребёнком на плечах. Клаус сунул ей лампу и взял Мики на руки. Теперь Милика шла первой, вытянув руку со светильником. Жалкая лужица света плескалась на грубо отёсанных камнях, очень старых. Вольфзее выстроили на месте древнего замка. Почему его отдали Берте? Кто тут жил раньше? Куда они идут? Клаус сказал, к солдатам, значит, гвардейцев в доме нет. Разместили на конюшне? Во флигеле? Или… Или убили? Но как? Руди уверял, каждый гвардеец стóит четверых, а вот о Берте он не говорил никогда. И Людвиг не говорил, он вообще мало рассказывал о доме, семье, только о брате. Милика думала, что это из-за свекрови, а если – нет? Рудольф зачем-то увёз их с Мики из Витте в Хеллеталь. Только ли из уважения к её горю?

Впереди показалась стена. Тупик? Нет, поворот, а сразу за поворотом – дверь, тёмная, обитая медью. Устрашающего вида засов отодвинут.

– Толкай, – велел граф Цигенгоф, и вдовствующая императрица толкнула. Дверь честно распахнулась, и они вышли в ночь, после тьмы переходов казавшуюся сумерками.

– Ваше величество.

– Кто… Кто здесь?

– Капитан Отто Риттер к услугам вашего величества.

Риттер? Ах да. Муж хозяйской дочери. Высокий, темноволосый и темноглазый. Небольшой шрам на щеке, насторожённый взгляд… Он нёс Мики в спальню, старая Берта шла впереди со свечой, графиня Шерце замыкала шествие. Тогда Милике показалось, что мужчина хочет что-то сказать, но она не нашла повода его задержать.

– Я тебя знаю, – подал голос Мики, – ты опять меня понесёшь?

– Буду счастлив.

– А уж как я буду счастлив, – проворчал Цигенгоф, вручая