– Нехорошо вперед женщины, она первая крикнула. Не по-джентльменски, – подсмеивался рыбак.

– Ну конечно же, я первая, первая я крикнула.

Мешок с рыбиной не вылезал из сумки.

– Ворона тоже крикнула, – передразнил Селезнев, ложась на трап и протягивая деньги, – сыр выпал, с ним была плутовка такова.

Тоня догадалась расстегнуть до отказа молнию на сумке, вытащила свой мешок, но парень уже спрятал деньги под жилет и отсчитывал рыбу. Поддразнивая толпу, он каждую поднимал над головой. Красная кисть его мокрой руки ярко выделялась на темно-серой чешуе. Сильные пальцы впивались в бока, и казалось, что в этих местах полопалась кетовая кожа и красное сочное мясо выпирает из ран. Пассажиры переступали через Селезнева, вытянувшегося поперек трапа. Они торопились занять лучшие места. Рыбак отсчитывал, и голова покупателя кивала каждому взмаху руки. Тоня глядела, как серебристые слитки пропадают в раскрытом зеве чужого мешка. Губы ее дрожали от обиды.

– Ну как же так, почему все такие, – шептала она.

Может быть, рыбак услышал ее, а может, и просто так, от веселого нрава или оттого, что для него не стоит труда смотаться на своей лодочке на середину Амура и выловить еще десяточек таких же слитков, чтобы утешить обиженного человека, но он поднял к Тоне лицо и крикнул:

– Не горюй, красавица, следующая будет твоей.

– Так пароход уплывает.

– А куда спешить?

Селезнев принял мешок и стал подниматься. Он уже почти выпрямился, но вдруг тело его дернулось назад, и он чуть не свалился. Внизу, под трапом, забухали глухие удары. Лицо Селезнева посерело, губы растянулись и стали почти синими, а глаза превратились в узенькие щелки. Он стоял, вытянув руки вперед, словно предлагал окружавшим его людям пустой мешок с разорванным днищем.

Все молчали, и только рыбак хохотал. Кудри падали ему на лоб, на черном от щетины лице сверкали крупные зубы – цыган да и только. Или разбойник.

Потом раздался всплеск, и Тоня увидела, что Селезнева нет на трапе.

Он стоял по грудь в воде и шарил перед собой руками. Шесть кетин упало в лодку, остальные плюхнулись за борт. Одну за другой Селезнев вытащил три рыбины. Но последнюю найти не мог. Он уже второй раз обходил вокруг лодки. На «омике» заканчивалась посадка. Оставшиеся на ночь собрались на берегу и на трапе. Кто-то бросил рыбаку рюкзак Селезнева, и тот, посмеиваясь, укладывал в него вторично пойманную рыбу.

– Я сетью не могу, а он руками достает. Хитрее выдры мужик. Ныряй за последней, а то не успеешь.

Селезнев окунулся с головой. На воде закачалась шляпа. Рыбак подцепил ее веслом. Селезнев вынырнул и встал, держась за борт лодки. Вода струйками стекала с него.

– Значит, живая, – посочувствовали с трапа. – Хорошо одна, а то плакали бы денежки.

Рыбак вытащил из-за пазухи червонец, бросил в шляпу и натянул ее на голову Селезнева.

– Заслужил. Приезжай в следующий раз, я тебя напарником возьму, если тренироваться будешь.

Он помог поднять рюкзак, и Селезнев побрел к берегу. Зрители поторапливали его. «Омик» дал гудок.

– А ты жди, я не обманываю! – крикнул рыбак, отыскав глазами Тоню.

7

«Омик» ушел.

Тоня сидела на трапе, свесив ноги, и ждала обещанную рыбу. Торопиться было некуда. Она уже не жалела, что пришлось остаться. Утренняя «Ракета» быстренько и с комфортом доставит ее в город, где она спокойно сядет в автобус и к обеду будет на руднике, в гостинице. А вот успеет ли к последнему автобусу тихоходный «омик»? Теперь ей уже казалось, что обязательно не успеет. И пришлось бы ей ночевать на лавочке возле автовокзала. А здесь и воздух свежий, и не так страшно, и не так скучно: костры, люди, река.

– Водка есть? – услышала она снизу.

– А что?

– Рыбы дам, что.

– Мне сейчас поймают.

– Две штуки за бутылку.

– Нет, я уже договорилась.

– Не все ли равно – у кого брать, из одной реки черпаем.

Лодка круто развернулась и пошла вдоль берега. А когда она причалила и ее окружили покупатели, уверенность у Тони пропала. Ведь предложи он пораньше, у нее вместо одной пересоленной оказалось бы две свежих, да и сейчас, вместо обещанных и не пойманных, в сумке лежали бы почти дармовые кетины. Только ей не хотелось думать, что тот цыганистый обманул ее, не похож он был на трепача, и до чего же красив, а вернее, страшен.

Народу на берегу оставалось все меньше. Зато костров, было уже три. Возле одного даже пели. Тоня всматривалась в раскиданные по воде лодки. Они казались одинаковыми – узкие черные прямоугольнички и бугорки над ними или посередине, или с краю.

Совсем неожиданно она услышала за спиной громкий рокот мотора и, не оглядываясь, почувствовала, что это он.

– Скучаешь?

– Жду. Один уже подъезжал, две рыбины за бутылку отдавал.

– Я же обещал самую отборную. А у Андрюхи слово железное, здесь это все знают. Тебя как зовут?

– Антонина. – Потом поправилась: – Тоня.

– «Рыбачка Тоня как-то в мае, причалив к берегу баркас», так что ли?

– Там Соня.

– А здесь Тоня. Слушай, а ты посолить ее сможешь?

– Это разве сложно?

– Тогда ясно. Придется выделить несколько штук малосола, чтобы попробовала и сравнила.

– Ну, если не жалко.

– Значит, жди, я еще пару раз смотаюсь.

Мотор запел, и оранжевый жилет замелькал над водой. Она даже ответить не успела.

Пришел он, когда начало темнеть. Сходство с разбойником в сумерках усилилось. Лямка рюкзака стянула на сторону его красную рубаху, и Тоня увидела смуглую костлявую грудь, выпиравшую ключицу и жилистое горло с резко выступающим кадыком. Лицо его совсем почернело, и улыбка пугала хищной белизной зубов.

– Крупная шла. Всю городским продал. Им, дуракам, кажется, чем больше – тем лучше. Пойдем, я покажу, какой должна быть настоящая рыба. – Он взял ее сумку. – Что у тебя там?

– Рыбина, за бутылку сторговала.

– Чего? Я же говорил тебе. – Не спрашивая разрешения, он вытащил мешок и, увидев, захохотал. – За пузырь?! Ей в обед – сто лет. Такую и свинья не будет кушать.

Держа за хвост, он крутанул рыбину в воздухе и запустил в сторону костра.

Тоня беспомощно улыбалась, чувствовала, что улыбка получается жалкой и глупой. Она боялась смотреть на этого парня, который, конечно, моложе ее, но держит себя не просто как старший, а вообще обращается с ней, как со школьницей.

– Кто тебе ее сбондил?

– Какой-то в морской фуражке. Червонец просил.

– Арканя, кто же еще. Ну, отколется шаромыге.

Тропинка круто поднималась вверх.