У Жоффруа I от его жены, Елизаветы де Шапп, было два сына, Жоффруа II и Гийом (и дочь, вышедшая замуж за Юга де Брюйера, сеньора Каритайны). После его смерти (ок. 1229) Жоффруа II наследовал ему и занимал трон Мореи с (приблизительно) 1229 по 1246 г.

Структура средневекового общества в латинской стране требовала, чтобы там периодически обострялась латентная борьба между светской властью и церковью. Княжество Морейское в правление обоих Жоффруа не избежало этой фатальной закономерности. У князя действительно были серьезные конфликты с латинским духовенством, отказывавшимся предоставлять свои воинские контингенты для феодального ополчения. По той же причине, как мы помним, король Иерусалимский Бодуэн I ссорился с патриархом Даимбертом, когда патриарх отказал королю в уплате налога на церковное имущество для финансирования расходов в священной войне. Мы помним, с какой жесткостью Бодуэн I заставил патриарха уступить. Жоффруа в аналогичных условиях проявил такую же решительность. Его бароны, уверяет нас «Греческая хроника», первыми посоветовали ему действовать твердо; ее текст приписывает им такие речи: «Церкви владеют почти третью Мореи. Духовенство живет мирно и спокойно, никоим образом не заботясь о войне, которую мы ведем против греков. Мы вам советуем, монсеньор, созвать ваших вассалов духовенства, дабы прибыли они вооруженными помочь нам отвоевать те крепости. А если они откажутся, конфискуйте их фьефы!»[293] Духовенство действительно отказалось уступить в этом принципиальном вопросе, и Жоффруа, «придя в гнев», осуществил угрозу, некогда высказанную в Святой земле первым королем Иерусалимским: он приказал своим сержантам завладеть всем церковным имуществом. На полученные с конфискованных земель доходы он построил в Элиде важную приморскую крепость, знаменитый Клермон (Хлумуци), порт на оконечности Хелотанаского полуострова, призванный принимать приходящие с Запада подкрепления и контролировать Ионическое море (1219–1222). Однако никому не удавалось безнаказанно бросить вызов церкви: легат Джованни Колонна отлучил Жоффруа. Тот настаивал на своей правоте. Поскольку в прошлом веке имел место прецедент с королем Иерусалимским Бодуэном I, папство было полно снисходительности к этим принцам-крестоносцам, поддерживавшим пламя веры в землях неверных или еретиков. Жоффруа без особого труда добился от папы Гонория III снятия интердикта (конец 1222 или 1223 г.) и (что, очевидно, было сложнее) даже заключил особый мир с латинским архиепископом Патр, митрополитом Морейским. Вероятно, он сумел убедить того, показав полезность цитадели, построенной на церковные деньги. «Если мы когда-либо потеряем Морею, — заявил Жоффруа архиепископу Патрскому, — благодаря крепости Клермон мы сможем ее отвоевать, ибо она истинный ключ к этой стране».

Поспешим сообщить к чести Жоффруа II, что ее трофеи не ограничивались конфискацией церковного имущества. Как мы видели выше, он в 1236 г. пришел на помощь латинскому императору Бодуэну II, осажденному в Константинополе никейскими греками и болгарами. Как повествует Обри де Труа-Фонтен[294], с эскадрой, перевозившей 100 рыцарей, 300 арбалетчиков и 500 лучников, он доблестно прорвал блокаду Мраморного моря и спас город. Филипп Муске[295] пишет лишь о 10 галерах. Как бы то ни было, эта блестящая операция, так же как и героизм старого короля-императора Жана де Бриенна, помогли спасти Константинополь и продлить на четверть века существование Латинской империи. Престиж княжества Морейского, сыгравшего столь важную роль, значительно вырос. В благодарность император Бодуэн даровал Жоффруа сюзеренитет над венецианским герцогством Наксос, то есть архипелагом, а также над терциариями Эвбеи и маркизатом Бодоница (Фермопилы).

В результате этой инфеодизации княжество Морейское приобрело вид крупного государства. Если сравнить площадь ее собственной территории (с признанной зоной влияния), с одной стороны, и ничтожные размеры Константинопольской «империи», ограничивавшейся пригородами ее столицы, то станет видно, что Морея заменила империю в качестве латинской великой державы.

Обратной стороной этого блестящего положения была узость этнической базы: «латиняне» (то есть в данном случае французы) составляли здесь лишь военную аристократию. Озабоченный устранением этой опасности, Жоффруа II работал над францизацией Пелопоннеса, привлекая туда многих рыцарей, прибывавших главным образом из Шампани, Бургундии или Франш-Конте. О нем говорили, что «при своем дворе он всегда держал восемьдесят рыцарей с золотыми шпорами». Франкское владычество могло сохраняться лишь при условии периодического обновления французской крови, постоянного притока новых национальных элементов, способных победить эффект смешанных браков, становившихся с этого времени все более и более многочисленными.

Княжество Морейское как великая держава. Княжение Гийома де Виллардуэна: апогей

Жоффруа II был женат на Аньес де Куртене, дочери константинопольского императора Пьера де Куртене. Не имея детей, он, умирая, оставил корону своему брату Гийому, который княжил с 1216 по 1278 г.

Гийом стал первым князем Морейским, родившимся в этой стране (в Каламате)[296], и нам известно, что он говорил на греческом языке, как коренной житель. Морейские хронисты отмечают этот факт с тем же удовлетворением, с каким Гийом Тирский нам рассказывал о короле Иерусалимском Бодуэне III как о первом франкском принце, родившемся в Святой земле.

При этом принце, уже глубоко укоренившемся на греческой земле, княжество Морейское достигло апогея. Сразу после восшествия на престол Гийом начал блокаду последней греческой крепости Пелопоннеса, Монемвасии (1246). На помощь ему пришли Ги I де ла Рош, сеньор Афинский[297], Анджело Санудо, герцог Наксосский, Матео Орсини, граф Кефалонийский и целая венецианская эскадра. В этих обстоятельствах он явно выглядел сюзереном прочих франко-итальянских баронов Греции. Все обстояло так, как если бы он являлся феодальным королем франкской Греции. Перед таким объединением сил Монемвасия в конце концов капитулировала (1248). Это завоевание завершило умиротворение Лаконии. Гийом держал свой двор в Лакедемоне (Кремоне), городе, который ему, видимо, особенно нравился и в котором мы видим его в феврале 1249 г. Естественно, что рыцари из Франции любили эту долину Эвротаса, эту широкую лаконийскую равнину «с роскошной зеленью, с тяжелой влажной атмосферой, где прячутся болота и рисовые поля». Суровые окрестные племена горцев — мелинги, или тайгетские славяне, майноты — греки с Тенарского полуострова, и цаконы, тоже греки с Парнонского горного хребта — до того момента практически независимые, были прочно привязаны к княжеству. Чтобы лучше их удерживать, Гийом построил крепости Мистру (на греческом в «Хронике» Мицитра) юго-западнее Лакедемона (1249), Гран-Мань (Майна) в Тенарском массиве (1250) и Бофор (Левктрон Майнский возле древней Кардамилы) (1251). Из Мистры он держал под контролем всю округу — перпендикулярная скала, на которой стоят дворец и крепость, обрывается резко вниз: пустота, свободное пространство, поля и реки. Вся округа расстилалась у ног хозяина, который с этого пугающего бельведера мог следить за окрестными дорогами, горными проходами, видеть приближение врага. Стратегическая важность Мистры станет очевидной для всех, когда после 1262 г. ситуация перевернется и в ней закрепятся византийцы: с этой неприступной позиции они станут медленно, но неуклонно сталкивать латинян в Ионическое