Шрифт:
Закладка:
Нет.
Взяв что-то со стола, он протянул мне еще один листок бумаги, и я прочитала выписанный мне чек на сумму более тридцати семи тысяч долларов.
– Это остатки, – сказал он мне. – И тебе передана доверенность. Все, что тебе нужно сделать, это подписать бумагу. Ты можешь забрать ее, и мы никогда больше не увидимся. Ты сможешь заплатить за первоклассный уход. И они даже не узнают, что это ты на фотографиях. В любом случае твоего лица на них нет, и это не будет связано с неофициальным заявлением, которое я им готовлю.
Я уставилась на чек.
Он предлагал мне то, что я хотела. Я могла перевезти бабушку куда-нибудь поближе к себе, оплатить ее уход на это время и не прерывать свое обучение.
Я положила ладонь на стекло, чувствуя тепло в месте прикосновения и холод вокруг.
Он был прав. Я слышала, что Уилл напортачил. Слышала, что даже в последний год его учебы в старшей школе он постоянно был под кайфом. Сможет ли он разобраться с произошедшим, если его не заставят?
Я лишь хотела продолжить обучение и позаботиться о бабушке. Я заслужила, чтобы со мной происходили хорошие вещи, достаточно долго боролась, и, если не уступлю и не соглашусь на это, он все равно может попасть в тюрьму и на более длительный срок. Что, если Мартин знал, кто слил видео? Что, если он говорил правду и мог бы заставить их опубликовать еще больше компромата?
Я схватила тонкий лист бумаги; все, что я хотела, держалось на одной подписи.
Одна подпись, которую я бы никогда не поставила.
– Я хочу, чтобы ты умер, – прошептала я.
Он тихо стоял.
– Ты знаешь, на что похожа жизнь в однозвездочном доме престарелых? – наконец спросил он.
Я закрыла глаза, увидев Дэймона Торренса, обхватившего горло своей матери, и почти почувствовала это.
Я хотела знать, на что это похоже.
– Иногда у пациентов появляются синяки, которых у них быть не должно, или они обнаруживают, что пожилые люди часами лежат в своих собственных испражнениях, – продолжил он. – Она и так половину времени не знает, что, черт возьми, происходит, так что ей все равно.
Моя кровь закипела, я напряглась всем телом.
– Ты врешь, – выдохнула я. – Даже ты не стал бы с ней так поступать.
Краем глаза я видела, как он повернулся ко мне.
– Ее перевезли сегодня утром, – сказал он мне.
Я развернулась к нему, а затем закричала, толкнув его в грудь обеими руками, и коленом ударила его между ног.
– Ублюдок! – закричала я.
Он рухнул на пол, мое тело двигалось само по себе. Я не могла это остановить. Откинула ногу назад, чтобы ударить его, но он вскочил, схватил ее и повалил меня на пол.
Держа меня за затылок, брат обхватил мою талию и крепко сжал. Я вскрикнула и попыталась укусить его за лицо. Он взвыл, и я замахнулась, ударив его по челюсти, прежде чем он приподнял меня за воротник и ударил по лицу.
Я резко развернулась, мое тело рухнуло на пол, я закашлялась, с трудом поднявшись на ноги, пока острая боль распространялась по всему лицу. Откинув ногу назад, ударила его по голове, не колеблясь ни секунды, прежде чем повторить снова. И снова.
Вкус железа наполнял рот, кровь хлынула из его рта, и он попытался сесть на колени, но упал.
Ты и пальцем меня больше никогда не тронешь.
В отличие от Дэймона я знала, как на самом деле спрятать мертвое тело.
Выдвинув стул из-за стола, я села, безмолвные слезы затуманили мои глаза, кровь наполнила рот, когда протянула руку и схватила заявление, а затем ручку.
Нажала на кнопку и подняла глаза, глядя на Уилла через стекло.
Я сколько угодно могла убеждать себя, что поступаю правильно.
Если бы они не были тем, кем были, их все равно отправили бы в тюрьму.
На самом деле я их спасала. Появление других видео все усложнит.
Они совершали настоящие преступления. И были еще тонны других, о которых никто не знал.
Но суть в том, что… это была большая ошибка.
Я написала свое имя внизу заявления, которое убедило бы их семьи согласиться с обвинениями, чтобы не рисковать еще больше. Я толкнула лист бумаги через стол, встала, схватила чек и доверенность и подошла к окну, но из-за стыда не смогла даже смотреть на свое отражение.
– Некоторым из нас суждено быть жертвами, – прошептала я ему. – Ступенями на лестнице, по которой поднимаются другие.
Он внезапно поднял глаза, и, похоже, смотрел прямо на меня. Как будто наконец увидел меня.
– Некоторые люди не могут остановить то, что с ними происходит, – сказала я. – Они просто родились не в том месте, не в то время, не с тем окружением.
Уилл заслужил мою месть.
Я только что бросила его под автобус, чтобы купить последние дни своей бабушке.
– Я буду ждать тебя, – прошептала я Уиллу.
Брат поднялся с пола, шмыгая носом и ворча.
Я повернулась, и, не оглядываясь, пошла к двери.
– Счастливой дороги домой, – выдохнул Мартин. – Ты больше никогда меня не увидишь.
Я распахнула дверь, не удосужившись смыть кровь с лица, когда вышла из комнаты.
Еще увидимся. Уилл придет за нами обоими.
Уилл
Наше время
– Мы зря подвергли Рику и Уинтер опасности! – прорычал я. – Мы потратили годы, думая, что это все из-за этих чертовых видео, а все произошло из-за тебя! Я испортил жизнь своим друзьям. Ведь это я привел тебя в их жизнь.
Мне было плевать на историю, которую она нам только что рассказала. Я знал, что это была не ее идея. Что она не имела ничего против нас.
Ей было плевать на меня. Как она могла позволить кому-то думать, что я сделал с ней все это?
Я подошел ближе.
– Ты хоть представляешь, что такое тюрьма? – сказал я ей, пока мы с Алекс стояли в промокшей одежде, но Эмми лишь опустила глаза, волосы упали ей на лицо. – Ты могла поступить по-другому. Ты могла бы открыто рассказать мне, что сделала. Прийти ко мне, прежде чем подписать эту проклятую бумагу, и я бы отправил твою бабушку в лучший дом престарелых в стране! – Мой голос снова стал жестче, когда я сорвался на крик. – Мои родители заплатили бы за твое образование. Тебе никогда не пришлось бы ничего делать в одиночку!
Прошли годы. Если бы ей было невыносимо плохо из-за того, что натворила, то давно бы уже раскаялась в содеянном. Но нет. Я узнал об этом от своего дедушки, который, конечно, знал, что все эти фото чушь собачья. Поверить не могу, что он вместе с моими родителями и родителями Кая не рассказали нам об этом семь лет назад, но они, вероятно, знали, что мы захотим добиться справедливости, и просто хотели, чтобы на нашу долю выпало меньшее наказание вместо того, чтобы рисковать.