Шрифт:
Закладка:
Однако, завершив разговор с Аудетто, Великий Старик внезапно почувствовал на себе весь груз прожитых лет. Он был один в своем кабинете, где фотография его ушедшего сына постоянно напоминала ему о тяжести жизни – или, вернее, выживания, – наедине с ощущениями бессилия и вины, которые охватывали его всякий раз, когда его машина приводила к гибели его пилота.
В ожидании следующего звонка от Аудетто он решил изолироваться от мира. Смельчаки из числа его друзей-журналистов пытались связаться с ним по телефону. Он не стал говорить с ними, за исключением немногих – тех, которых считал по-настоящему близкими. И даже с ними разговор заканчивался тем, что размывался длинными паузами: он пытался найти правильные слова для того, чтобы рассказать, описать, объяснить; до того утра Лауда летел ко второму подряд мировому титулу, а теперь он лежал на смертном одре. Даже в почти восемьдесят лет и после шестидесяти лет гонок ему по-прежнему было трудно справляться с эмоциями от неожиданных новостей, которые одним махом объявляли ему о смерти его гонщика.
В понедельник утром поступили плохие новости из Манхайма. Лауда пережил ночь и вышел из комы, но серьезность ожогов и отравление газами, которыми он надышался во время пожара его «Т2», не оставляли надежд. Легкие были серьезно повреждены. Врачи предупредили, что любые осложнения могут быть фатальными. И даже если бы он выжил, он больше не вернулся бы в гонки.
Феррари проинформировали, что Фиттипальди отказался рассматривать возможность подписать контракт с его командой. Со спортивной точки зрения, вне зависимости от самого отказа, решение бразильца остаться в «Коперсукаре» создавало проблему: сейчас, когда Лауда был выбит из игры, Регаццони отставал от Джеймса Ханта на 19 очков. Феррари утратил доверие к Клею, но не к «312 T2», и его план заключался в том, чтобы защитить leadership Лауды в общем зачете, отнимая как можно больше очков у Ханта. Но, чтобы этого добиться, к Регаццони все равно нужно было добавить еще одного гонщика.
Прошли еще один день и еще одна ночь. Ники был все еще жив, хотя врачи высказывались осторожно. Лауда общался с женой и братом Флорианом, которые дежурили у его постели, но и сам брат то надеялся, то отчаивался. Медики попросили подождать два дня, прежде чем можно будет давать реалистичный прогноз по поводу выживания чемпиона. Но когда во вторник утром Ники очнулся, он первым делом спросил у брата, кто победил в гонке.
Его чемпион мира боролся за жизнь, велся поиск пилота для его замены, а Феррари втянули в ожесточенные споры о причинах аварии. Наполовину обугленный болид Лауды привезли в Италию уже ночью в воскресенье. Теперь он находился во Фьорано. Организаторы Гран-при Германии и представители Немецкого автомобильного клуба осмотрели его в воскресенье ближе к вечеру, и в среду, 4 августа, вынесли вердикт. На основе результатов исследований машины они заявили, что аварию вызвало разрушение подвески «312 T2». Проблема заключалась в том, что автоматический огнетушитель болида не сработал, но он и не мог сработать, поскольку, по уверению немецких властей, на «Феррари» его просто не было. Энцо воспринял этот вердикт молча.
К тому времени, когда Ники в больнице в Манхайме посетил Лука ди Монтедземоло, врачи начинали проявлять осторожный оптимизм, хотя он и не выходил за пределы 50-процентной вероятности выживания. Команда «Марч» сделала жест спортивной солидарности, предложив Феррари Витторио Брамбиллу на весь период отсутствия Лауды в гонках.
Пораженный этим неожиданным поступком, Энцо поблагодарил, но отказался. У него на карандаше уже была замена, и ни за что на свете он не вернул бы итальянского гонщика в команду, особенно в такой момент. Шрамы, вызванные утратой Лоренцо Бандини и Иньяцио Джунти, а также нападками итальянской прессы и осуждением общественного мнения, не заживали. Тем не менее, в этот день журналисты обходными путями узнали имя одного из пилотов, которого Феррари рассматривал в качестве замены Лауде: североирландец Джон Уотсон, восходящая звезда при дворе Роджера Пенске.
Гоночный мир, размышлявший о возможной замене Лауды, в четверг, 5 августа, был поражен сколь необычным, столь и неожиданным объявлением Энцо Феррари. В длинном и хорошо структурированном пресс-релизе Феррари объявил, что временно приостанавливает свою спортивную деятельность. Другими словами, он уходил из «Формулы-1».
На самом деле эта идея созрела в него в голове уже во вторник, когда, несмотря на полную независимость в гоночных вопросах, он решил сообщить «ФИАТ» о возможности такого сценария. Ситуация усугубилась в четверг утром после того, как FIA объявила о решении относительно результата Гран-при Великобритании, присудив победу Ханту. Именно тогда Феррари решил завершить этот процесс.
Протест Феррари был направлен на FIA, но не только. Он протестовал как против Федерации, так и против того, что он считал единым антиферрарийным фронтом, созданным организаторами большинства из уже состоявшихся Гран-при. Такого количества спорных ситуаций, как в 1976 году, не было уже много лет, все эти споры заканчивались в ущерб его команде. И Великий Старик посчитал, что с него хватит.
В черном списке, конечно, оказался и управленческий establishment итальянского автоспорта, виновный, на взгляд Феррари, в том, что был осторожен в вопросах его защиты на международной арене. Конечно, это была старая история, бесконечная полемика, которая никогда не заканчивалась и периодически обострялась: с одной стороны, руководители ACI и CSAI, которые всякий раз, когда Феррари поднимался на вершину мира – как одиннадцать месяцев назад в Монце, – беззастенчиво восторгались им; с другой стороны – он, который выслушивал эти похвалы, зная, что они лживые (уж по крайней мере – сиюминутно-выгодные тем, кто хвалил), и жаловался на отсутствие тех же людей, когда они были необходимы.
В его арсенале были принимаемые им разученные театральные позы. Они были всегда. Его тактика, проверенная временем, предполагала намеренно избыточную реакцию по сравнению с действиями с целью подвергнуть сомнению всю ситуацию целиком. В девяти из десяти раз это срабатывало. В итоге, если бы FIA проголосовала за «Феррари», у Лауды было бы 64 очка против 26 Ханта – это 38 очков преимущества при шести гонках, оставшихся до конца; намного лучше, чем нынешний гандикап в 26 очков.
Один против всего мира! Типичная ситуация для Феррари, состояние души, которое Великий Старик любил всегда. Он придавал своей работе
