Овеществление и персонификация. Одни наши акты (познавательные и моральные) стремятся к пределу овеществления, никогда его не достигая, другие акты – к пределу персонификации, до конца его не достигая28.

Вопрос и ответ не являются логическими отношениями (категориями); их нельзя вместить в одно (единое и замкнутое в себе) сознание; всякий ответ порождает новый вопрос. Вопрос и ответ предполагают взаимную вненаходимость. Если ответ не порождает из себя нового вопроса, он выпадает из диалога и входит в системное познание, по существу безличное.

Разные хронотопы29 спрашивающего и отвечающего и разные смысловые миры (я и другой). Вопрос и ответ с точки зрения третьего сознания и его «нейтрального» мира, где все заменимо, неизбежно деперсонифицируются.

Различие между глупостью (амбивалентной) и тупостью (однозначной)30.

Чужие освоенные («свои-чужие») и вечно живущие, творчески обновляющиеся в новых контекстах, и чужие инертные, мертвые слова, «слова-мумии».

Основной вопрос Гумбольдта: множественность языков (предпосылка и фон проблематики – единство человеческого рода)31. Это в сфере языков и их формальных структур (фонетических и грамматических). В сфере же речевой (в пределах одного и любого языка) встает проблема своего и чужого слова.

1. Овеществление и персонификация. Отличие овеществления от «отчуждения». Два предела мышления; применение принципа дополнительности32.

2. Свое и чужое слово. Понимание как превращение чужого в «свое-чужое». Принцип вненаходимости. Сложные взаимоотношения понимаемого и понимающего субъектов, созданного и понимающего и творчески обновляющего хронотопов. Важность добраться, углубиться до творческого ядра личности (в творческом ядре личность продолжает жить, то есть бессмертна).

3. Точность и глубина в гуманитарных науках. Пределом точности в естественных науках является идентификация (а = а). В гуманитарных науках точность – преодоление чуждости чужого без превращения его в чисто свое (подмены всякого рода, модернизация, неузнание чужого и т. п.).

Древняя стадия персонификации (наивная мифологическая персонификация). Эпоха овеществления природы и человека. Современная стадия персонификации природы (и человека), но без потери овеществления. См. природа у Пришвина по статье В.В. Кожинова33. На этой стадии персонификация не носит характера мифов, хотя и не враждебна им и пользуется часто их языком (превращенным в язык символов).

4. Контексты понимания. Проблема далеких контекстов™. Нескончаемое обновление смыслов во всех новых контекстах. Малое время (современность, ближайшее прошлое и предвидимое (желаемое) будущее) и большое время — бесконечный и незавершимый диалог, в котором ни один смысл не умирает. Живое в природе (органическое). Все неорганическое в процессе обмена вовлекается в жизнь (только в абстракции их можно противопоставлять, беря их отдельно от жизни).

Мое отношение к формализму: разное понимание спецификаторства; игнорирование содержания приводит к «материальной эстетике» (критика ее в статье 1924 года35); не «делание», а творчество) (из материала получается только «изделие»); непонимание историчности и смены (механистическое восприятие смены). Положительное значение формализма (новые проблемы и новые стороны искусства); новое всегда на ранних, наиболее творческих этапах своего развития принимает односторонние и крайние формы.

Мое отношение к структурализму. Против замыкания в текст. Механические категории: «оппозиция», «смена кодов» (многостильность «Евгения Онегина» в истолковании Лотмана и в моем истолковании36). Последовательная формализация и деперсонализация: все отношения носят логический (в широком смысле слова) характер. Я же во всем слышу голоса и диалогические отношения между ними. Принцип дополнительности я также воспринимаю диалогически. Высокие оценки структурализма. Проблема «точности» и «глубины». Глубина проникновения в объект (вещный) и глубина проникновения в субъект (персонализм).

В структурализме только один субъект – субъект самого исследователя. Вещи превращаются в понятия (разной степени абстракции); субъект никогда не может стать понятием (он сам говорит и отвечает). Смысл персоналистичен: в нем всегда есть вопрос, обращение и предвосхищение ответа, в нем всегда двое (как диалогический минимум)37. Это персонализм не психологический, но смысловой.

Нет ни первого, ни последнего слова и нет границ диалогическому контексту (он уходит в безграничное прошлое и в безграничное будущее). Даже прошлые, то есть рожденные в диалоге прошедших веков, смыслы никогда не могут быть стабильными (раз и навсегда завершенными, конченными) – они всегда будут меняться (обновляясь) в процессе последующего, будущего развития диалога. В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде. Нет ничего абсолютно мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения. Проблема большого времени.

Примечания

Примечания к заметке «Искусство и ответственность»

Заметка ИО является первым опубликованным сочинением Бахтина. Она была написана во время жизни мыслителя в Невеле (1918–1920) и напечатана в альманахе «День искусства» (Невель, 1919, 13 сентября). Основные новейшие переиздания: ЭСТ. С. 5–6; ЛКС. С. 3–4.

Смысл данного бахтинского юношеского текста уясняется в контексте бахтинских трактатов начала 1920-х годов (АГ, ФП, СМФ). За непосредственными и как бы наивными формулировками ИО на самом деле стоят глобальные цели, которые ставил себе молодой Бахтин. В ФП Бахтин размышлял о кризисе творчества – о том, что культурная ценность утратила бытийственную связь с породившим ее творческим актом; здесь же, в ФП, заявлено о необходимости создания «первой философии» – учения о нравственном бытии, которое при этом включило бы в себя концепцию культуры. Бахтин видел европейскую философию рубежа XIX–XX веков распавшейся на философию жизни и философию культурных ценностей; он намеревался осуществить их новый синтез. Эта задача решалась им, так сказать, на микроуровне – через анализ «клетки» или «атома» культуры, – акта художественного творчества, принадлежащего одновременно более обширной области человеческих нравственных деяний (поступков). Экзистенциальная сущность поступка виделась Бахтину в ответственности: именно ею Бахтин намеревался соединить распавшиеся аспекты поступка и, соответственно, «жизнь» с «культурой». При учете этого содержания «первой философии» Бахтина заметка ИО предстает в качестве проспекта, аннотации к будущим его трудам.

1 В данном, самом раннем, произведении Бахтина уже присутствует та основная проблема его философии, которая разрабатывается в трактатах АГ и ФП – проблема философского соединения «мира культуры» и «мира жизни» (ср. ФП. С. 47[80]).

2 Проблема разрыва между культурой и жизнью в начале XX века со всей остротой стояла в европейской философии (см., напр.: Зиммель Г. Понятие и трагедия культуры // Логос. 1911–1912. Кн. 2–3. С. 1—24). Бахтин осознал этот разрыв как внутреннюю проблему субъекта творчества, как раздвоение его личности, в определенном смысле нравственную ущербность. Ср.: «Деньги могут стать мотивом поступка, построяющего нравственную систему» (ФП. С. 86).

3 Ответственность