I. Учение о творении рассматривает творческие процессы от момента зарождения их в духе до момента воплощения в том внешнем, что мы назвали формами жизни. Каждый такой процесс естественно распадается на две стороны: субъективную, или внутреннюю, – до выхода из духа; и объективную, или внешнюю, – по выходе из духа. Изучение первой раскрывает, что и как происходит в духе во время творчества; изучение второй определяет, что и как совершает человек для воплощения того, что образовалось в нем в творческий момент, в чем-либо внешнем. Или так как чистые произведения духа всегда суть формы, а его воплощенные творения всегда суть смешанные вещи, то можно сказать, что, раскрывая субъективную сторону творческого процесса, мы изучаем ход образования формы в духе или то, как он, будучи общею формою форм, входит определяющим началом в какую-либо эту одну форму; а изучая объективную сторону творческого процесса, мы раскрываем, как форма, исшедшая из духа, смешивается с веществом внешнего мира и, оформливая его, является сотворенною вещью. Так, в скульптуре следует различать, как возник в душе ваятеля какой-либо образ и как этот образ он выразил в мраморе, – как образовалась идея статуи и как образовалась самая статуя, воплотившая идею. То же найдем и во всех других видах творчества.

Соответственно формам, под которыми является дух, здесь изучаются: творчество в разуме, или процесс образования понимания как всестороннего познания чего-либо одного, и процесс создания науки как понимания всего; творчество в чувстве, распадающееся на процесс возникновения и развития религиозного чувства и образования религиозных учений, на процесс нравственных движений в человеке и происхождения нравственных учений в истории, на процесс пробуждения чувства справедливости и установления прав в жизни и, наконец, на процесс развития чувства красоты и воплощения его в прекрасных образах и других формах; и творчество в области воли. Мы перечислили здесь только нормальные и высшие формы творчества, истекающие из деятельного состояния нормального разума и из видов чувства. Но ясно, что и низшие и ненормальные процессы, совершающиеся в духе, источники которых были названы в предыдущем учении, также должны быть изучены.

II. Творчество в разуме, как уже было замечено, распадается на общий, присущий всей науке процесс понимания и на процесс созидания науки как множества повторяющихся процессов такого понимания, возникающих в порядке расположения тех объектов, которые последовательно становятся предметом изучения. О процессе, через который образуется понимание, было уже сказано достаточно при выяснении различия его от простого знания, и поэтому мы будем говорить здесь только о процессе созидания науки. Как и все другое, он должен быть изучен во всех сторонах своих. Мы остановимся на некоторых.

Сущность научного творчества состоит в последовательном раздвижении понимания; в том, что, повторяясь, оно захватывает все большие и большие области бытия, пока вне его, т. е. непонятым, не останется ничего, а внутри его, т. е. понятым, будет все. Так, начинается оно с понимания какой-либо единичной вещи, существование которой случайно открылось духу, и завершается определением сторон этой вещи. Оно может спуститься ниже и познать стороны каждой отдельной стороны познанной вещи: так, какое-либо свойство кривой, положим эллипсиса, может быть понято в сущности, в свойствах, в происхождении, в назначении и в сходстве и различии с другими свойствами той же кривой. Но далее, глубже и ниже, анализ понимания не может проникнуть, – не по бессилию, но по отсутствию того, во что он мог бы проникнуть: так, свойство есть у свойства; но у свойства свойства уже нет никаких свойств. Оно есть чистая сторона бытия, а не вещь как синтез сторон. Далее, от единичной вещи понимание поднимается выше: эта вещь есть часть чего-либо целого, напр. эта статуя есть часть искусства скульптуры или это падение есть проявление силы тяготения. То общее, проявлением чего служит единичная познанная вещь, подвергается, в свою очередь, изучению, и понимание совершает свой второй оборот: определяется сущность, свойства, происхождение, назначение, сходство и различие скульптуры и силы тяготения. Затем определяется то высшее и общее, частный вид чего составляет только что изученное; напр., скульптура есть частный вид искусства, тяготение есть одна из сил природы. Понимание делает этот общий вид и эту силу своим объектом и совершает свой третий оборот: познается искусство в своей сущности, свойствах, происхождении, назначении, типах и пр., и сила природы как начало, движущее вещество, – в тех же сторонах всякого бытия. Потом еще определяется общее, часть чего составляют искусство и сила, именно творчество как синтез творящего, творения и творимого – для первого и движение как синтез соединенного пространства и времени, движимого и движущего – для второго; и это определенное снова познается по всем схемам разума, а понимание совершает четвертый оборот. И наконец, как завершение всего, определяется Мир человеческий – как общее для творчества и Космос – как общее для движения и познается снова в пятом обращении понимания, которое здесь заканчивается. С каждым таким оборотом область понимаемого чрезвычайно раздвигается, и с тем вместе замедляется его вращающееся движение: восходящие круги становятся великими, многовековыми периодами совершенствования понимания и созидания науки.

Между свойствами этого движущегося понимания и как элемента, и как целого, замечательна прежде всего самоопределяемость. Нельзя извне чьею-либо волею – того ли, кто понимает, или того, кто наблюдает понимающего, – определить заранее, как должно понимать (форму процесса), до какого предела (прервать процесс) и что, какие истины должны содержаться в понимании (то, во что закончится процесс или результат его). Вообще по отношению к воле справедливо будет сказать, что человек не думает то, что хочет, но хочет то, что думает, – и это повсюду и вечно, без исключения тех, которые желали бы господствовать над мышлением, направлять и прерывать его; потому что самое это желание определено неправильным процессом мышления и всецело покорно ему. Впрочем, сказанное относится только к пониманию, но не к знанию, которое можно всегда прервать или изменить, так как оно отрывочно и бесцельно, не связано с внутренним строением разума и есть не более как проявление любознательности, т. е. желания нового и нового для разума, неспособного к мышлению над одним и потому утомляющегося однообразием. Все ошибочное в отношениях человека к пониманию происходило именно вследствие этого смешения его со знанием. Человек «узнает», – и действительно, может и он сам себя и другой его понудить узнавать одно и не узнавать другое, легко и без страдания, потому что вне понимания нет ни необходимости, ни потребности узнавать именно это одно (незнания чего, положим,