уж быть искренним и говорить правду, чем врать и притворяться и причинять лишь большую боль себе и другим. Раньше я так делал и ничего хорошего из этого не вышло. Возвращаться к этому у меня не было желания.

Я начал не спеша делать себе чай. У меня в ногах тёрся Лорд, который всё же прибежал следом за мной со второго этажа. И вот пока я готовил себе чай, я услышал, что папа не стал ждать моего возвращения и начал играть мелодию ещё одной песни, которая также была мне очень знакома.

— Душа моя болит, тревоги полная, — запел папа. — И сердцу, и душе покоя нет.

Кругом печаль царит, печаль глубокая.

И кто б ко мне пришёл, чтоб дать ответ?

Нет близких у меня, нет братьев и сестер.

Далеки стали все и чужды мне.

Кто б в сердце влил огня, кто б руки мне простёр,

Чтоб не остаться мне, без царства мне?

Я опять незаметно для себя начал слушать песню, хоть и сначала понимал, что делать это не стоит и лучше думать о чём-то другом. Но эта песня словно влекла меня к себе, и я начинал погружаться в свои мысли, но в этот раз я не вспоминал те прекрасные времени, которые неизбежно ушли, а начинал думать о Боге. А о Нём мне было думать не легче. О Нём мне было думать также тяжело и больно, ведь я и Его потерял! Эмоции, мысли и воспоминания начинали просто переполнять меня, и мне было трудно с ними бороться. Мне становилось всё тяжелее и тяжелее. Я понимал, что мне надо срочно уйти отсюда, и я ускорился. Но папа будто бы чувствовал, что что-то со мной происходит от его пения и он продолжал петь:

— Но не ужель никто не подойдёт ко мне

И не расправит слабых крыл моих?

Я знаю, верю в то, что сильный Царь грядёт.

Но буду ль я тогда в среде своих

Настанет ли конец мучениям моим,

Когда же я покой найду душе?

Но вот во мгле ночной пробился яркий луч,

Услышал я в тиши: «Приди ко Мне!».

Папа проиграл концовку и вновь затих. Я же начал медленно приходить в себя и отходить от всех этих эмоций, мыслей и воспоминаний. Я на скорую руку доделал себе чай, схватил печенье и поспешил уйти наверх, не желая услышать ещё одну песню в папином исполнении. Дать ему время начать петь новую песню я не хотел и спешил, как мог. Как раз когда я уже был почти на втором этаже, я услышал, что папа начал играть мелодию ещё одной песни, которую я также знал. Но больше я останавливаться не стал и пулей залетел к себе в комнате. Запустив следом за собой в комнату Лорда, который не отставал от меня, я плотно закрыл дверь комнаты, вообще не желая слышать, как папа поёт. Я поставил кружку с чаем на стол, рядом положил печенье и с облегченьем вздохнул. Наконец-то я мог хоть немного расслабиться и не думать ни о чём таком, о чём начал думать там внизу.

Я опустился за стол и решительно положил перед собой книгу. Раз надо было как-то «убить» время, то надо было почитать книгу. Хоть у меня не было настроения читать книгу, но надо было себя чем-то занять, а это было подходящим занятием. Как раз был шанс повысить настроение. Книги я всё же любил, хоть и не так часто последнее время их читал. Читая книгу, можно было погрузиться в какой-то потусторонний мир и побыть кем-то другим. Читая книги, я забывался и погружался в сюжет книги, что читал. Мне даже не надо было видеть для того, чтобы читать. Даже зрячим людям при прочтении книги зрение почти ничего не даёт. Ведь ты всё равно не видишь главных героев и того, что происходит в книге. Это всё можно только представлять, а это у меня очень хорошо получалось и мне это нравилось делать. Так я хотя бы на какое-то время становился нормальным человеком. Почти такой же, как все, и я переставал чувствовать, что чем-то отличаюсь от других. Я просто словно на время становился кем-то другим. И вот сейчас я опять открыл книгу и начал погружаться в события, что в ней происходили.

Незаметно пролетели ещё две недели. Они тянулись мучительно долго. Время в институте шло медленно, но и дома время шло не быстрее. Время словно назло мне остановилось и стало идти так медленно, как будто упивалось моими страданиями. А мои страдания легче никак не становились. Говорят: время лечит! Но на деле это вовсе не так. Время идёт, а легче не становится. Боль продолжает тебя изнутри терзать и ничто не способно её успокоить.

За эти две недели ничего толком не изменилось. Да и что могло измениться? Ничего! Вот только папа стал реже бывать дома. Меня, конечно, это немного удивляло, но с другой стороны я понимал папу. Он, скорее всего, ездил на различные собрания или к друзьям. Ведь я больше не хотел с ним ни петь, ни проводить домашние служения, а по папе было прекрасно видно, что он по всему этому очень скучает. К тому же это было к лучшему, что папа стал меньше бывать дома. Он хотя бы перестал доставать меня своими вопросами, и я мог на полную наслаждаться одиночеством и покоем. У меня, конечно, возникали мысли, что папа стал реже бывать дома не только из-за того, что ездил на собрания и к своим друзьям, а ещё потому, что просто не хотел быть со мной. Но я старательно отгонял от себя эти мысли, потому что не верил, что это может быть правдой. Ну, как папа может не хотеть быть со мной? Это даже звучит глупо! Да, я, конечно, очень сильно изменился за всё это время и стал немного невыносим, но папа вроде бы всегда относился ко мне с терпением и показывал, что я ему важен и дорог и что он всё равно любит меня. Не мог же он всё это время притворяться. Так же вполне возможно, что папе просто было тяжело видеть меня. Ведь я постоянно был хмурым и грустным, и папа наверно каждый раз вспоминал наш с ним разговор о той операции и ругал себя за то, что не может никак помочь мне. Это было немного похоже на папу, но также вряд ли