было отправлено императору. Зенон сместил комита Востока Феодора за неумение подавить бунт; но позднее, когда ему стали известны все подробности этого погрома и то, что антиохийцы жгли кости погребенных, он выразил свое отношение такими словами: «К чему было жечь кости тех, кого следовало сжечь живыми».[1231] Дело так и затихло. Нельзя, конечно, верить Малале, что Зенон действительно так выразился, но для характеристики тогдашних настроений имеет значение то, что Малала так записал.

В смысле характеристики времени имеет интерес и следующее событие, память о котором сохранил Феодор Чтец.[1232] На острове Кипр под корнями дерева были найдены останки апостола Варнавы. На его груди лежало Евангелие от Матфея, написанное рукой самого Варнавы. Священная рукопись была препровождена в столицу и возложена в храме св. Стефана во дворце. Ввиду этого события кафедра кипрского епископа, зависевшая дотоле от Антиохийского патриарха, объявлена была автокефальной.

Писатели, касавшиеся личности Зенона, оставили неблагоприятные о нем отзывы. Прокопий Газский в панегирике Анастасию свидетельствует, что конфискации имущества богатых и процессы по ложным доносам составляли общую характеристику того времени.[1233] Малх, писавший также при Анастасии, характеризует Зенона как человека легкомысленного, не любившего крутых мер, мягкого по характеру и не зараженного страстью к стяжаниям. По его словам, люди, пользовавшиеся доверием Зенона, нередко злоупотребляли его мягкостью и легкомыслием. Среди таких особенно выделялся Себастиан, занимавший долгое время пост префекта претория.[1234] При нем опять восстановился старый грех администрации — продажа должностей, который в свое время искоренял Маркиан. Дело велось самым беззастенчивым образом, и цены были значительно повышены. Если прежде управление Египтом можно было купить за 50 фунтов золота, то при Зеноне оно стоило 500. Деньгами оплачивались всякие дела в претории.[1235] Когда впоследствии Анастасий вновь вступил в борьбу с этим бедствием, то современники, прославляя его за это, с негодованием вспоминали о том, что было при Зеноне.[1236] Современник Юстиниана, лидиец Иоанн,[1237] называет его человеком легкомысленным, трусливым, боявшимся войны до того, что он не мог даже выносить вида картин, воспроизводивших сцены битв. По его словам, Зенон откупался от войны деньгами и производил много несправедливых конфискаций имуществ богатых людей, чтобы добыть денежные средства.

В последние годы своего правления Зенон надеялся, по-видимому, выдвинуть в преемники своего брата Лонгина, которого Илл продержал в течение десяти лет в Исаврии. В 485 году Лонгин прибыл в Константинополь, и Зенон назначил его магистром армии in praesenti и два раза предоставлял ему высокий сан консула, в 486 и 490 году. В последний год жизни Зенона Лонгин имел сан патриция и состоял первым членом сената. Заискивая расположение столичного населения, Лонгин сохранил в памяти истории свое имя тем, что дал каждой из четырех партий ипподрома пантомимов, приобретших уже раньше славу своим искусством. Так как они были рабами какого-то предпринимателя, то Лонгин приказал выкупить их и щедро их одарил.[1238] Пантомимы обладали особым искусством возбуждать страсти толпы, и столичное население очень любило этот вид забав. Но сам Лонгин, человек необразованный и преданный чувственным удовольствиям, не мог приобрести популярности у столичного населения, которое относилось весьма враждебно к исаврам.

Суеверный и веривший в предсказания Зенон, какими тогда были очень многие, прибег к помощи своего оруженосца Мавриана, владевшего искусством предсказывать будущее, чтобы выведать, кому суждено быть его преемником. Мавриан открыл ему, что это будет бывший силенциарий. Подозрение Зенона пало на Пелагия. В этом звании Пелагий был в 479 году и оказал существенную услугу Зенону в сношениях с Теодорихом Косым. Теперь он достиг уже звания патриция. То был человек весьма почтенный, пользовавшийся безупречной репутацией. Зенон арестовал его, а экскувиты, вероятно сочувствовавшие кандидатуре Лонгина как своего соплеменника, задушили его.[1239] Когда об этом узнал префект претория Аркадий, он резко упрекал Зенона за его злое дело. Зенон приказал убить Аркадия, когда тот явится во дворец. Аркадий узнал об этом и, когда получил приказание явиться во дворец, сошел по дороге с экипажа (καροὓχα), в каком обыкновенно ездили префекты по городу, под предлогом, что он желает помолиться в Софийском храме. Он скрылся оттуда, не будучи никем замечен, и таким образом остался жив. Имущество Аркадия было конфисковано. Казнен был также протосаикрит Патрикий.

Зенон скончался 9 апреля 491 года.[1240] Предсказание о силенциарии как о его преемнике было, вероятно, темным слухом, доходившим до него, так как оно сбылось и престол Зенона занял силенциарий Анастасий.

АНАСТАСИЙ

ИЗБРАНИЕ НА ЦАРСТВО. ВОЙНА С ИСАВРАМИ. ВОЛНЕНИЯ В СТОЛИЦЕ

Восшествие Анастасия на престол совершилось 11 апреля 491 года, в пятницу на Страстной неделе. Сохраненная Константином Багрянородным современная запись представляет это событие в таких чертах.[1241]

Вечером в день смерти Зенона в портике пред большой обеденной залой дворца собрались высшие сановники, члены синклита и патриарх. Одновременно с тем на ипподроме собрался народ и занял обычные места, распределившись по партиям. Туда же явились войска и встали на своем месте. Из толпы раздались крики с требованием поставить нового императора на опустевший престол. По совету сановников императрица Ариадна сделала выход на кафизму ипподрома. Она была облечена в царскую порфиру и вышла в сопутствии обоих препозитов, магистра оффиций и других высших чинов, которым полагалось смотреть на ристания с царской кафизмы, и некоторых кубикуляриев. Вместе с царицей вышел также и патриарх Евфимий. Остальные чины двора стали лицом к императрице пред решеткой и на ступенях подъема к кафизме, где во время ристаний полагалось стоять скороходам. Гражданские чины (χαρτουλαρικοί) стояли направо, военные — налево, и все распределились по своим чиновным рангам. Появление августы было встречено возгласами: «Ариадна августа, твоя победа» (σύ νικậς), пением «Господи, помилуй», многолетиями и криком: «Православного царя для вселенной!» Царица встала на ступени пред троном и через глашатая, читавшего по заранее приготовленному тексту, обратилась к собравшимся с речью, в которой объявила, что, предваряя просьбы народа, она заранее отдала приказание, чтобы сановники и синклит, в согласии с войском, избрали императором христианина, прирожденного римлянина, украшенного царской доблестью, свободного от корыстолюбия и других страстей, свойственных человеческой природе. Верноподданнические возгласы покрыли голос глашатая. Когда тишина опять водворилась, глашатай стал читать дальше о том, что в обеспечение безупречности избрания и угодности его Богу, высшие сановники и сенат должны, в согласии с суждением войска, произвести выбор в присутствии патриарха, пред святым Евангелием, и все участники совещания должны помышлять только