Ниже следовали девяносто три подписи или крестики, под которыми печатными буквами были проставлены фамилии.

Управляющий в своем письме писал, что траву уже пора косить, всячески пытался убедить батраков отказаться от своего требования, но безуспешно, и среди фермеров царит большое волнение. Все это произошло внезапно. Управляющий даже не подозревал о том, что затевается. Дело подготавливалось тайком, очень хитро, и, по мнению управляющего, организаторами были члены семьи мистера Фриленда. Он ждет указаний сэра Джералда. Работая от зари до зари, фермеры со своими семьями, при удаче и хорошей погоде, может быть, сумеют спасти половину сена.

Маллоринг дважды прочел письмо, три раза заявление батраков и, скомкав их, сунул в карман.

Вот в такие минуты лучше всего проявляются черты, унаследованные от предков-норманнов. Первое, что сделал сэр Джералд, – взглянул на барометр. Давление, несомненно, падало. После того как целый месяц держалась превосходная погода, это могло быть только самым зловещим предзнаменованием. Прибор был старинный, и сэр Джералд верил в него непоколебимо. Он постучал по стеклу, и стрелка опустилась еще ниже. Сэр Джералд стоял нахмурившись. Надо ли ему посоветоваться с женой? Дружеские чувства подсказывали: да! Рыцарские традиции предков-норманнов, а может быть, и более глубокий наследственный инстинкт предостерегали, что в решительные минуты женщины всегда настаивают на крайних мерах, и поэтому он сказал себе: нет! Он поднялся наверх, шагая через три ступеньки, и спустился вниз – через две. Во время обеда он не переставал обдумывать это происшествие и поэтому больше молчал. Три четверти сена пропадет, если скоро пойдет дождь! Большой убыток для фермеров, и он повлечет за собой еще большее снижение ренты, которая и так очень низка. Что ему делать: улыбаться и терпеть, тем самым показывая этим субъектам, что он может позволить себе презреть их подлую уловку? Ведь это же в самом деле подлость – дождаться, пока трава поспеет, и тогда сыграть с ним эту мерзкую штуку! Но если он им спустит на этот раз, они повторят свой шантаж, когда поспеет хлеб, – правда, его сеют не много в имении, ведь он считает, что хлеб – это только карта в политической борьбе.

Может быть, заставить фермеров уволить всех батраков и нанять других? Но откуда их взять? Сельскохозяйственными рабочими не рождаются, их обучают! И учить их надо чертовски долго! Может быть, не платить им жалованья, пока они не возьмут назад свое требование? Это, пожалуй, поможет, но сено все равно пропадет. Сено! В конце концов участвовать в сенокосе может почти кто угодно, это наименее сложная из всех сельскохозяйственных работ, тем более что фермеры сумеют управиться с машинами и организовать работу. Почему бы ему не принять решительных мер? И он с такой силой сжал челюсти, прожевывая кусок лососины, что даже прикусил язык. Но боль лишь укрепила его решимость. Вот так малые события влияют на большие. Задержать выплату жалованья, привести штрейкбрехеров, спасти сено! А если начнутся беспорядки, что же, пусть! Этим займется полиция. Да, он был по духу настоящим норманном, недаром ему и в голову не пришло, что он может согласиться на требование рабочих или хотя бы задуматься, не справедливо ли оно. Он принадлежал к тем людям (а из них сегодня состоит почти все его сословие, включая сюда и прессу), которые постоянно твердят, что их страна – демократическая держава и защитница демократии, и даже не подозревают, что означает это слово, и, по правде говоря, вряд ли когда-либо поймут его смысл. Больше всего сэра Маллоринга угнетала нерешительность. И поэтому, принимая решение, да еще такое решение, которое должно было вызвать бурю, сэр Джералд был просто окрылен. Снова изо всех сил стиснув зубы – на этот раз на куске барашка, – он опять прикусил язык. Но так как за столом сидели двое его детей, которым полагалось вести себя во время еды с благовоспитанностью, исключающей подобные происшествия, сэр Джералд не мог сознаться в том, что с ним произошло. Он встал из-за стола, уже больше не колеблясь. Вместо того чтобы вернуться в палату общин, он отправился прямо в контору по найму штрейкбрехеров. Куй железо, пока горячо! Затем он нашел почтовое отделение, которое было еще открыто, и послал одну длинную телеграмму своему управляющему и другую – начальнику вустерширской полиции. После чего, сознавая, что сделано все возможное, с чистым сердцем вернулся в палату общин, где обсуждалось положение с жильем в деревне. Маллоринг сидел, не очень внимательно прислушиваясь к речам, хотя и слыл знатоком этого вопроса. Завтра, по-видимому, в газетах появятся сообщения об этой истории. До чего же он ненавидит, когда посторонние суют нос в его дела! И вдруг в глубине его души зашевелилось чувство, которого он никак от себя не ждал: это было что-то вроде раскаяния. Ему стало неприятно, что он позволит банде бездельников и мерзавцев бродить по его земле, валяться на его траве и лакать там свое гнусное пиво. Он искренне любил свои поля и заповедники, был брезглив, как и подобает английскому джентльмену, и, кроме того, надо отдать ему справедливость, испытывал некоторые угрызения совести при мысли о том, что ждет людей, родившихся в его имении. Он откинулся на стуле, уперев длинные ноги в барьер. Его густые, волнистые и еще каштановые волосы были разделены безукоризненным пробором над квадратным лбом, который был сейчас нахмурен, над глубоко посаженными глазами и абсолютно прямым носом. Время от времени он покусывал кончик светло-русых усов или, подняв руку, подкручивал другой их кончик. Это был, несомненно, один из самых красивых мужчин в палате, больше других похожий на норманна. Людям вокруг него казалось, что он глубоко о чем-то задумался. И они не ошибались. Но раз он что-то решил, менять свои решения было не в его правилах.

Утром он почувствовал себя еще хуже. Фермеры ни за что не пустят к себе в дом сброд, который он послал в имение. Этим бродягам придется разбить лагерь. Лагерь на его земле! Вот тут-то у него на миг появилась мысль: не следовало ли ему подумать и согласиться на требование батраков? Но эта мысль сразу же исчезла. Единственное, с чем нельзя мириться, – это насилие над личностью! Ни в коем случае! Но все же, может быть, он чуть-чуть поторопился, вызвав штрейкбрехеров? Нельзя ли еще спасти положение, если поехать туда