еду на дорогу и проверяли, не было ли что-нибудь забыто. Они не впервые переселялись с места на место, но сейчас им было грустно. Они прожили на этой поляне уже несколько лет, и это место им нравилось. Отсюда было недалеко до Аква-Санты, до шоссе и до реки. Тем не менее на следующий день им предстояло уйти отсюда еще дальше в сельву: как только солдаты узнают, что они помогали мятежникам, сюда тотчас же будет прислан карательный отряд и наказание будет страшным. За куда менее серьезные провинности солдаты стирали с лица земли целые деревни, убивая их жителей всех до единого; порой в ходе подобных карательных операций уничтожались целые племена; вместе с погибшими навеки исчезала в сельве и память о народах, населявших когда-то эту землю.

– Бедняги… их осталось так мало! – сказала я.

– Ничего, им еще предстоит обрести свое место в революции, – заверил команданте Рохелио.

Индейцам не было дела ни до революции, ни до других забав, которыми тешили себя представители этой омерзительной расы; такое длинное сложное слово, как «революция», они и произнести-то не могли. Они не разделяли идеалов партизан-герильерос, не верили их обещаниям, не понимали, за что и почему те воюют, а если и соглашались помочь им в деле, цель которого была им абсолютно неведома и не представляла для них никакой ценности, то лишь потому, что считали военных своими заклятыми врагами и любая помощь повстанцам была своего рода местью хотя бы за часть бед и несчастий, которые принесли на их земли вооруженные люди в одинаковой форме. Вождь племени прекрасно понимал, что, даже если бы его люди остались в стороне, военные все равно объявили бы их соучастниками преступления: слишком уж близко была их деревня от реки и от тюремного острова. Никто не дал бы им возможности оправдаться и представить доказательства своей невиновности; чудовищная по своей жестокости кара все равно настигла бы племя. Оставалось лишь смириться и не отказывать в помощи тем, кто сражается неизвестно за что, но по крайней мере выступает против извечных, жестоких врагов. Вождь решил, что поможет молчаливым бородачам, которые хотя бы не отбирают у него еду и не лапают его дочерей. Естественно, он понимал, что после этого ему и его людям придется уйти с обжитого места; за долгие недели перед операцией он продумал маршрут отступления; их путь пролегал через самую непроходимую сельву; пробираться через такие заросли было мучением даже для самих индейцев, но военные в таких условиях продвигались еще медленнее; таким образом, у безоружных индейцев появлялась хоть какая-то фора во времени. Точно так все и происходило на этом континенте в течение последних пятисот лет: одни шли вперед, другие отступали, одни преследовали, другие уходили.

Команданте Рохелио распорядился, чтобы Негро съездил куда-то на джипе и купил двух козлят. Под вечер мы вместе с индейцами сели у костра, запекли мясо на углях и открыли несколько бутылок рома, припасенных специально для этого случая – для нашей тайной вечери. Ужин получился теплым и душевным, несмотря на висевшее в воздухе напряжение. Пили мы очень немного, затем ребята спели несколько песен, а Рольф Карле выступил в роли самого настоящего фокусника, продемонстрировав индейцам, да и отставшим от жизни партизанам волшебную машинку – фотоаппарат «поляроид»: фотографии, проявлявшиеся буквально в течение минуты с момента, когда был сделан снимок, вызвали неподдельный интерес у бойцов, а индейцев привели просто в восторг. Наконец двое герильерос встали в караул на подходах к деревне, а остальные, включая меня, отправились спать, потому что наутро нас ждала тяжелая и опасная работа.

Мы устроились на ночлег в той самой хижине, которую вождь предоставил в распоряжение гостей с первого дня нашего пребывания в деревне; керосиновая лампа мирно моргала в дальнем углу, бойцы из отряда легли спать прямо на полу, оставив гамак для меня. По правде говоря, я думала, что эти последние часы мы проведем с Уберто наедине: нам еще никогда не доводилось быть вместе целую ночь; однако, когда все улеглись, я даже порадовалась тому, как все решилось; присутствие людей в хижине успокоило меня, и я наконец смогла преодолеть свои страхи и уснула. Мне приснилось, что я занимаюсь любовью на каких-то огромных качелях. Я видела собственные колени и бедра, поднимавшиеся выше головы, когда качели взмывали к небу; при этом передо мной мелькала желтая тафта задравшейся нижней юбки. Потом я летела куда-то спиной вперед и, зависнув в воздухе, видела под собой большой напряженный член ждавшего меня мужчины. Качели замирали в воздухе, я успевала посмотреть на ставшее пурпурным небо и неслась вниз все быстрее и быстрее, чтобы мужчина мог наконец войти в меня. Напуганная увиденным, я проснулась и далеко не сразу вспомнила, где нахожусь; воздух в хижине превратился в вязкую душную массу, сквозь стены до моего слуха доносились звуки с реки и из чащи сельвы, кричали ночные птицы, слышался рык каких-то хищников, пробиравшихся через заросли. Жесткая сетка гамака натерла мне кожу даже через рубашку; москиты искусали все открытые участки тела и сидели на руках и лице чуть ли не сплошным слоем, я же не могла заставить себя пошевелиться, чтобы их согнать: меня словно парализовало. Через некоторое время я снова впала в тяжелый, беспокойный сон. От собственного пота и висевшей в воздухе влажности у меня промокла вся одежда, и на этот раз мне приснилось, что я плыву в какой-то узкой лодке, а меня обнимает и ласкает человек, чье лицо скрыто под маской из Универсального Материала; он входил в меня при каждом покачивании нашего суденышка, и эта близость казалась мне не столько приятной, сколько болезненной; лодку швыряло по волнам, и все мое тело было покрыто синяками и ссадинами, я потеряла счет времени, мне хотелось пить, а испытываемое наслаждение и счастье были не менее мучительными, чем жажда. Беспокойные поцелуи, какие-то смутные предчувствия, звуки, доносящиеся из сонной сельвы, золотой зуб, каким-то образом оказавшийся в складках одежды, которую я не сняла перед тем, как заняться любовью, рюкзак с гранатами, беззвучно взрывавшимися, разбрасывая вокруг себя целый рой фосфоресцирующих насекомых. Я снова проснулась и опять некоторое время не могла понять, где нахожусь и, главное, что означают это тепло и приятные судороги, пробегающие у меня внизу живота. В отличие от всех остальных случаев, когда мне снилось нечто подобное, я увидела не то во сне, не то наяву не призрак ласкающего меня Риада Халаби, но силуэт Рольфа Карле, сидевшего на полу прямо передо