Шрифт:
Закладка:
Ги настоял на том, чтобы утром помочь им с отъездом, хотя Роман бурно протестовал. Вернувшись домой, Ги поставил будильник на полдевятого, и как только он прозвенел, быстро надел холщовые брюки и майку и отправился к Кастиветам. Розмари пошла вместе с ним в своем широком полосатом халате. Вещей было мало: два чемодана и шляпная коробка. Минни надела на шею фотоаппарат, а Роман — новый приемник.
— Если человек берет с собой больше одного чемодана, — весело сказал он, запирая дверь на оба замка, — то он обыкновенный турист, а никакой не путешественик.
Стоя у подъезда в ожидании такси, Роман еще раз проверил билеты, паспорта и деньги. Минни обняла Розмари за плечи.
— Где бы мы ни находились, мы мысленно каждую минуту будет с вами. А ты, милочка, не волнуйся — скоро ты снова станешь счастливой и стройной, все тревоги пройдут, а рядом с тобой будет лежать твой маленький сынок или дочка.
— Спасибо. — Розмари поцеловала ее в щеку. — Спасибо вам за все.
— И пусть Ги присылает нам побольше ваших фотографий, ладно? — И Минни поцеловала ее в ответ.
— Обязательно.
Потом Минни повернулась к Ги, а Роман взял Розмари за руку.
— Я не буду желать вам всего хорошего, потому что уверен — вы в этом не нуждаетесь. У вас и так все будет очень, очень хорошо.
Розмари поцеловала и его.
— Счастливого путешествия. И возвращайтесь назад целыми и невредимыми.
— Возможно, — с внезапной грустью ответил Роман, — я останусь в Дубровнике, Пескаре или на Мальорке. Посмотрим, посмотрим…
— Возвращайтесь, — повторила Розмари и поймала себя на том, что ей действительно хочется, чтобы они вернулись. Она снова поцеловала его.
Подъехало такси. Ги и привратник поставили чемоданы возле багажника. Минни сгорбилась и пролезла в машину. На ее белом платье проступили пятна от пота под мышками. Роман, кряхтя, устроился рядом.
— В аэропорт Кеннеди, — сказал он шоферу.
Кастиветы отчаянно заулыбались и стали махать на прощание руками. Такси отъехало. Но Розмари не почувствовала особого облегчения от того, что скоро они будут уже далеко.
* * *
Несколькими часами позже она решила отыскать книгу Хатча и перечитать кое-что. Может быть, сейчас ей все это покажется глупым и смешным? Но книги нигде не было. Ни на полках, ни в шкафу. Тогда она спросила Ги, и он ответил, что выбросил ее с мусором еще в четверг.
— Извини, дорогая, но я не хотел, чтобы ты читала всякую ерунду, которая к тому же так расстраивает тебя.
Розмари была обижена и раздражена.
— Ги, но ведь Хатч дал мне книгу, это же он мне ее оставил!
— Прости, но об этом я тогда не подумал. Я только помнил, что эта книга тебя очень расстроила. Извини.
— Это просто свинство с твоей стороны!
— Ну прости, я действительно не подумал о Хатче.
— Даже если бы это не он дал ее мне, все равно — как же можно выбрасывать чужие книги? Если я теперь вообще захочу читать, то только эту книгу, так и знай.
— Извини, — повторил Ги.
Мысли о книге не давали ей покоя весь день. Розмари хотела сказать мужу еще кое-что, но забыла, что именно, и это еще сильнее разозлило ее.
Наконец вечером, когда они возвращались из Ла Скала — ресторанчика, расположенного недалеко от дома, — она вспомнила:
— А откуда ты знаешь, что это доктор Шанд заводит магнитофон?
Ги не понял ее.
— Ну, совсем недавно, когда я читала ту книгу и мы поспорили, ты сказал, что доктор Шанд заводит магнитофон. Откуда ты это знаешь?
— А-а… — догадался наконец Ги. — Он мне сам говорил. Уже давно. Я сказал, что до нас доносятся через стенку звуки флейты, и он объяснил мне, что это он заводит пленку. А как бы я еще узнал?
— Понятия не имею, — ответила Розмари. — Мне просто интересно, вот и все.
В этот вечер она никак не могла заснуть: лежала на спине и хмурилась, глядя в потолок. Ребенок вел себя тихо — видимо, уже спал. А она никак не могла — чувствовала себя обеспокоенной и сама не знала, почему.
Ну, конечно же, прежде всего ее мысли о ребенке и о том, все ли с ним будет хорошо. Вот уже несколько дней она не делала никаких упражнений и теперь торжественно пообещала себе, что больше это н: повторится.
Часы у соседей пробили полночь и наступил понедельник, тринадцатое. Осталось пятнадцать дней. Две недели. Может быть, все женщины становятся такими нервными и подозрительными в последние дни перед родами? И им тоже трудно заснуть, потому что они устали от вечного спанья на спине… Первое, что она сделает после того, как все будет позади, — так это хорошенько выспится! Будет спать по двадцать четыре часа в сутки на животе, зарывшись лицом в подушку.
Внезапно Розмари услышала шум в квартире Минни и Романа. Но на самом деле звук доносился, вероятно, с верхнего или нижнего этажа. Шум был приглушенный, сливающийся с гулом работающего кондиционера.
Сейчас Кастиветы, наверное, уже в Париже. Счастливые!.. Возможно, когда-нибудь и она поедет туда вместе с Ги и их тремя ребятишками.
Ребенок проснулся и зашевелился.
Глава девятая
Розмари купила ватные тампоны, тальк и детский лосьон, позвонила насчет пеленок и разложила в ящики детское белье. Потом сделала заказ на объявление в газете — Ги оставалось только сообщить имя ребенка и дату рождения, надписала целую кучу маленьких конвертиков родным и знакомым и наклеила марки. Затем прочитала книгу о воспитании детей, где рекомендовалось многое им позволять, и обсудила ее в кафе с Элизой и Джоан. Угощение шло за их счет.
У нее уже начались одиночные схватки — по разу в день два дня подряд, потом один день прошел без них, зато на следующий было сразу две.
Пришла открытка из Парижа с видом Триумфальной арки и короткой запиской на обороте: «Думаем о вас. Погода отличная, еда нравится. Долетели великолепно. Привет, Минни».
Ребенок опустился ниже, готовый вот-вот появиться на свет.
Днем в пятницу, двадцать четвертого июня, когда Розмари пошла докупить конвертов, она неожиданно встретила на улице Доминика Подзо, который раньше был у