– Ну да! – отозвался Фафхрд. – Если б ты не жмотничал с углем, я ослепил бы их всех своим фейерверком.

– И обжегся бы еще сильнее, – любезно проговорил Мышелов и радостно добавил: – Мне показалось, что у того, которого ты огрел жаровней, в кошеле звенело золото. А-а-а… это же Скел, грабитель Скел. Сейчас достану Кошачий Коготь…

Мышелов осекся: послышался мерзкий свистящий звук, потом тихий хлопок. В неверном свете, лившемся из квартала знати, друзья увидели сверхъестественную картину: окровавленный кинжал Мышелова висел в воздухе над пустой глазницей Джиса, схваченный за рукоятку белым щупальцем, торчавшим из туманной массы, которая стала еще плотнее, словно напиталась как следует – а так оно и было – смертью своих слуг.

Фафхрда и Мышелова охватил какой-то первобытный ужас – он был сродни ужасу перед молнией, что несет смерть из грозового неба, перед гигантским морским змеем, наносящим удар из пучины, перед лесными тенями, которые могут переломать все кости сильному мужчине, перед грозящими удушьем кольцами дыма из очага чародея.

И тут вокруг них послышалось звяканье стали о камни мостовой: туманные щупальца подобрали четыре брошенных меча и кинжал Джиса, а другие принялись вытаскивать из ножен мертвого головореза неиспользованные ножи.

Казалось, какой-то громадный осьминог-призрак, вышедший из бездны Внутреннего моря, вооружается перед битвой.

А ярдах в четырех над землей, в том месте, откуда росли щупальца, в самой сердцевине туманной массы начал образовываться красноватый диск, который все больше и больше походил на глаз размером с человеческое лицо.

Друзья не могли отделаться от ощущения, что, как только этот глаз прозреет, с десяток вооруженных щупальцев примутся одновременно наносить безошибочные удары.

Оцепеневший от ужаса Фафхрд стоял между быстрорастущим глазом и Мышеловом. Последний, осененный внезапной мыслью, крепко сжал в ладони Скальпель, напрягся и крикнул северянину:

– Подбрось меня!

Разгадав замысел друга, Фафхрд стряхнул с себя оцепенение, сплел пальцы ладоней и присел. Мышелов разбежался, оттолкнулся правой ногой от ступеньки из ладоней Фафхрда и взлетел стрелой – северянин помог ему, мощно вытолкнув его вверх и вскрикнув при этом от боли.

Держа перед собой меч, Мышелов влетел прямо в красный глаз из эктоплазмы, который тут же исчез, однако исчез из виду и сам Мышелов, словно угодил в громадный сугроб.

Мгновение спустя вооруженные щупальца пришли в движение и принялись колоть и рубить направо и налево, словно слепой фехтовальщик. Однако, поскольку их было штук десять, некоторые клинки проносились в опасной близости от Фафхрда, и тот заплясал, уклоняясь от ударов. Ориентируясь по стуку его подошв по мостовой, щупальца стали действовать точнее – опять-таки как слепой фехтовальщик, – и Фафхрду пришлось проявить все свое проворство, что было не так-то просто при его комплекции. Окажись рядом сторонний и беспристрастный наблюдатель, он бы решил, что осьминог-призрак заставляет Фафхрда откалывать какой-то немыслимый танец.

Между тем Мышелов, оказавшись позади белого чудовища, увидел серебристо-розовый жгут и, высоко подпрыгнув – жгут попытался ускользнуть, – рассек его концом Скальпеля. Он оказался еще плотнее, чем туманная масса, и лопнул с неожиданно громким звоном.

И сразу туманная масса скукожилась – гораздо быстрее, чем проткнутый рыбий пузырь, скорее как гриб-дождевик, на который наступили громадным сапогом; щупальца тоже разлетелись в прах, мечи и кинжалы со звоном посыпались на мостовую, и струя такой отвратительной вони ударила в друзей, что им пришлось срочно зажать нос и рот.

Через несколько секунд Мышелов, осторожно втянув в себя воздух и найдя его уже сносным, радостно вскричал:

– Вот так, мой друг! Я перерезал чудищу его тоненькую глотку, или артерию, или главный нерв, или пуповину, или что там это у него было.

– А откуда тянулся жгут? – осведомился Фафхрд.

– У меня нет ни малейшего желания это выяснять, – заверил его Мышелов, внимательно глядя через плечо в сторону улицы, из которой появился туман. – Хочешь поплутать по Ланкмару – милости прошу. Но эта штука, похоже, исчезла окончательно.

– Ой! – внезапно взвизгнул Фафхрд и замахал рукой. – Вот негодяй, ты же вынудил меня подставить тебе обожженную ладонь!

Мышелов ухмыльнулся и принялся разглядывать покрытые противной слизью камни мостовой, трупы и разбросанное оружие.

– Где-то здесь должен быть Кошачий Коготь, – пробормотал он. – К тому же я слышал звон золота.

– Да ты учуешь монетку, спрятанную под языком у человека, которого ты душишь! – огрызнулся Фафхрд.

В храме Злобы пять тысяч идолопоклонников с кряхтеньем и стонами начали подниматься с пола: каждый из них за это время похудел на несколько унций. Барабанщики поникли над своими барабанами, прислужники – над колесами с красными свечами, тощий верховный жрец устало свесил голову, держа в корявых руках деревянную маску.

Все на том же перекрестке Мышелов покачал перед носом у Фафхрда кошельком, который он только что извлек из-за пояса Скела.

– Ну что, мой благородный друг, преподнесем его в качестве свадебного подарка нежной Иннесгей? – почти пропел он. – Разожжем нашу добрую жаровенку и проведем остаток ночи так же, как и начали, – вкушая несравненные радости ночного дозора и многообразные восторги…

– Дай его сюда, идиот! – рявкнул Фафхрд, хватая кошелек обожженными пальцами. – Я знаю одно местечко, где есть целительные бальзамы и иголки для зашивания рваных воровских ушей. А какие там крепкие да свежие девки и вино!

2

Глухая пора в Ланкмаре

Однажды случилось так, что в невонском городе Черной Тоги Ланкмаре, через несколько лет после года Пернатой Смерти, пути Фафхрда и Серого Мышелова разошлись.

Что побудило рослого скандального варвара и худощавого неуловимого принца воров разойтись, в точности неизвестно; в свое время об этом ходило множество всяческих пересудов. Одни утверждали, что они поссорились из-за девушки. Другие говорили нечто еще более невероятное: будто друзья не поделили драгоценные камни, отнятые у ростовщика Муулша. Скрит-летописец предполагает, что их взаимное охлаждение было лишь отзвуком невероятной вражды, которую питали в ту пору друг к другу демонический наставник Мышелова Шильба Безглазоликий и Нингобль Семиокий, недобрый и многоковарный покровитель Фафхрда.

Однако наиболее правдоподобное объяснение, опровергающее, кстати сказать, гипотезу относительно ростовщика Муулша, заключается в том, что Ланкмар в ту пору переживал тяжелые времена, соблазнительные авантюры под руку не подворачивались и в жизни обоих героев настал такой час, когда загнанному в угол человеку хочется совместить даже самые редкие приключения и удовольствия с какой-нибудь разумной деятельностью, которая обеспечила бы ему материальное благополучие или хотя бы душевный покой.

Лишь эта теория – что скука и неуверенность в завтрашнем дне, а также различие во мнениях