Шрифт:
Закладка:
На палубе, закутавшись в теплый плащ, так как здесь нечего было доказывать, не надевая его, Рафел обдумывал то, о чем они договорились с Пьеро Сарди. Это не отменяло их торговых сделок с Серессой, но теперь они оказывались где-то между этими двумя великими городами-государствами. Он решил, что это, возможно, к лучшему. Когда-нибудь ему, может быть, придется выбирать, но не сейчас.
Он стоял ночью на знакомой палубе «Серебряной струи». Корабля, который так много лет принадлежал ему; он знал, как тот плывет, какие издает звуки. Я проложил себе путь в этом мире, думал Рафел бен Натан. И продолжаю это делать. Он посмотрел вверх, на суровые, холодные бриллианты звезд в суровой, холодной черноте неба.
Обычно, глядя на их сверкающую арку, он думал – вероятно, как и все, – о том, как ничтожны смертные под этим звездным великолепием. Но не сегодня. Он чувствовал тревогу, печаль, но также и решимость. Человек может добиться чего-то в своей жизни, как бы она ни начиналась.
Он привел в движение значительные события. Во всяком случае, это возможно. Он направляется в Марсену, чтобы открыть там свое представительство и склад для текстильной торговли, за которую он взялся в Фиренте. Он будет торговать необработанными тканями, привезенными с юга – из Маджрити и стран, расположенных дальше вдоль караванных путей. А также из Эспераньи, и тканями и сырьем, если между Эспераньей и Фериересом установится мир. Возможно, сказал он Пьеро Сарди, Эсперанья когда-нибудь станет альтернативой Серессе и тканям с востока. Опять-таки при условии прочного мира, чтобы корабли могли плавать спокойно. Даже если не будет истинной гармонии, поток товаров должен продолжаться. У войны и коммерции разные законы, а торговля – это река.
Он обязался платить Сарди двадцать процентов от прибыли в обмен на право называться их партнером в Марсене.
– Двадцать – это более чем щедро, бен Натан, – сказал тогда Пьеро Сарди, который, казалось, не обращал никакого внимания на холодный ветер на балконе, – если я всего лишь даю вам напрокат свое имя и храню в своем банке ваши деньги.
– Ваше имя обладает большой силой, мой господин. Вы это знаете. Это защита и расширение возможностей. Я счастлив, если вам это кажется щедрым. К тому же, – улыбнулся он, – я могу надеяться, что вы используете мой склад и агентов, а возможно, и мои суда, для хранения и перевозки ваших собственных товаров, и я буду брать за это плату.
Пьеро одарил его одной из редких улыбок.
– Вы планируете жить там? – внезапно спросил он. – В Марсене? Там для ваших людей безопасно?
Такой умный человек, опять подумал Рафел на корабле, который шел в ту сторону в темноте.
Его родители заплакали, когда он рассказал им, что Сайаш жив, но сменил имя и не собирается возвращаться и отказываться от той новой жизни, которую он себе построил.
Конечно, заплакали. Рафел не плакал, хотя и был близок к этому, глядя на их слезы. Он был слишком разгневан. Он надеялся, что они этого не заметят, но у него было ощущение, что они заметили. Он сказал, что обещал не сообщать, где находится его брат, в обмен на деньги, которые тот выплатил Гаэль на детей. Как он его нашел? Ему помогли друзья из Батиары. Да, Сайаш живет хорошо, здоров, как ему доложили. Да, неправильно было с его стороны поступить таким образом. Совершенно неправильно, по всем меркам, ведь у него двое детей, согласился Рафел с отцом, который высказал такое мнение.
Да, он теперь пойдет в дом Гаэль, чуть дальше в глубине квартала киндатов, и поговорит с ней, а потом займется своими делами. Да, конечно, он повидает детей, он слышал, что они растут и становятся все более замечательными с каждым днем. Он высказал мнение: этому способствует то, что их бабушка с дедушкой теперь живут рядом. Он поцеловал обоих родителей.
Гаэль пожелала сначала лечь с ним в постель. Она была такой. Теперь в ее доме жила девушка, которая помогала ухаживать за детьми. Деньги Сайаша пришли в банк на имя Гаэль, и банк уведомил ее об этом. Это означало, что у нее теперь есть средства. А также что она знает: ее муж жив.
Позже, отдыхая в ее постели, обессиленный, как всегда после любви с ней, Рафел услышал, как Гаэль спросила его, лежа без одежды, закинув на него одну ногу, положив голову на его плечо, рассыпав длинные черные волосы:
– Кто она, Рафел?
– Что? – не понял он, искренне удивленный.
– Прошу тебя. Мы были любовниками достаточно долго и достаточно часто. Ты знаешь, как доставить мне удовольствие, и я не стыжусь своей способности удовлетворить твои потребности. Но все равно сегодня…
Она надолго замолчала. Он не видел ее лица из-за позы, в которой она лежала, но мог представить себе ее улыбку. Ему нравился ее запах. Всегда нравился. Он подумал, что она, должно быть, сейчас испытывает много разных чувств.
Поэтому он ей рассказал.
Она слушала молча, пока он не закончил.
– Это та женщина, с которой я тебя видела прошлой весной? На улице, ночью?
– Да.
Это было трудно, но в то же время он чувствовал странное облегчение от возможности говорить о Лении.
– Значит, твой деловой партнер. И джадитка. Это разумно, Рафел?
– Уверен, что нет.
– А она… относится к тебе так же?
– Не думаю, нет. Я думаю, она не может.
– Почему?
И он ей рассказал. О Лении Серрана, которую звали Надия бинт Диян, когда он позволил ей подняться на борт «Серебряной струи» несколько лет назад.
– Она хочет убивать ашаритов? Это цель ее жизни?
– Я так думаю. И, возможно, умереть, сражаясь с ними.
Гаэль вздохнула:
– Неподходящее место для того, чтобы положить туда свое сердце, мой дорогой.
– Да, – согласился он. Она никогда не называла его «мой дорогой».
– Разумнее было бы жениться на мне. Это даже соответствует нашим законам, если твой брат бросил меня, как он и сделал.
– Я знаю, Гаэль. Ты бы взяла меня в мужья?
– Нет, – весело ответила она.
Он отодвинулся, чтобы посмотреть на нее.
– Потому что?
– Потому что я счастливее, получив свободу теперь, когда мне не нужно беспокоиться о деньгах. Имея то, что прислал наконец Сайаш, и то, что, я знаю, ты будешь давать нам, если понадобится. Я предпочитаю оставаться одна, за исключением тех случаев, когда
