Банда удильщиков как по команде ощетинилась ножами, будто всерьез собиралась противостоять свирепой махине, проломившей каменную стену Общины и прорывающейся к площади. На их мерзких лицах впервые проступило замешательство, когда раздались новые раскаты: еще громче и сильнее предыдущих.

Толпа фанатиков хлынула прямиком к воротам, через проулок между домами, стоящими по обе стороны от дороги. Проход оказался узким, и безлюдь, преследуя убегающих, снес углы ближайших построек. Под его натиском хлипкие жилища сминались как бумага, сжатая в кулаке. Люди пытались оттеснить безлюдя: выхватив из костра горящие головни, вооружившись вилами, воздев вверх руки, держащие склянки-обереги, они преградили ему путь, но это жалкое сопротивление не могло сдержать такую силу.

Воспользовавшись моментом, когда все вокруг объяты паникой, Офелия скользнула между фургонами. До появления безлюдя здесь прятались трое Прилсов, а сейчас никого не было. Куда же они подевались? Задумавшись на пару секунд, она потеряла бдительность и слишком поздно заметила человека, выпрыгнувшего на нее. Даже в полумраке его волосы отливали рыжиной, а лицо с запекшейся кровью на лбу было бледным, как холст. Разгадка с исчезновением Флинна оказалась проста: видимо, кто-то подкараулил его у фургона и вырубил ударом в голову. Чудо, что он вообще очнулся и сохранил ясность мысли.

– Живо в фургон! – шикнул Флинн, подтолкнув ее вперед, и Офелия на подкашивающихся ногах бросилась к балаганной повозке, замыкающей ряд.

Там уже сидели Прилсы, притихшие и сжавшиеся в один дрожащий комок. Они не видели, что происходит на улице, хотя крики и грохот передавали весь ужас происходящего.

Фанатики уже наводнили площадку перед воротами и толкали тяжелые створы, чтобы сбежать. Самые смелые не оставляли попыток противостоять свирепому дому. Их выпады только распаляли его ярость, отгоняя назад. Безлюдь продолжал упрямо надвигаться на них по дуге, и Офелия боялась, что он может раздавить фургоны, как яичную скорлупу.

Флинн подоспел вовремя, когда бревенчатый угол дома – стесанный, с торчащими, точно игольчатая броня, щепами, задел первую балаганную повозку, едва не опрокинув, и смял бы под собой следующую, но вдруг резко остановился, а затем повернул в сторону. Не ожидавшие этого смельчаки бросились врассыпную, а Флинн, который каким-то образом сбил разъяренную махину с курса, поспешил к фургону. Оказавшись за рулем, он рванул рычаг, заводящий механизм, и под полом, где располагалась топка, что-то загудело, заворочалось, заскрежетало. Спустя несколько секунд машина дернулась, зацепив впереди стоящий фургон, затем откатилась назад и повернула налево. Путь был свободен. Те, кто не успел сбежать, оказались отрезанными от выхода, и теперь не они, а безлюдь теснил их к руинам, оставшимся от жилищ.

Фургон вылетел через открытые ворота, и никто – ни фанатики, ни удильщики, ни свирепый дом – не остановил его.

Глава 28

Болтливый дом

Дарт

Вначале пришла боль. Жгучая и пульсирующая, она обосновалась в груди, мешая дышать. По телу разлился жар, а вместе с тем отвратительная слабость. Ему казалось, что он медленно растворяется в кипятке. Вокруг него и впрямь была вода, с примесью чего-то едкого, отчего кожу щипало и покалывало. Будь он мертв, чувствовал бы себя намного лучше. Это его немного утешило, и Дарт разлепил глаза.

Над медной ванной поднимался густой пар, заполняя комнату белесой дымкой, такой плотной, что силуэт в дальнем углу был едва различим. И тем не менее он там был – почти недвижимый, как сам Дарт. Его попытка пошевелиться закончилась приступом тошноты, вызванной удушливым запахом травы, добавленной в горячую воду. Он шумно втянул носом воздух, точно заново учился дышать.

– Очнулся, – с облегчением и нежностью в голосе сказала Бильяна. – Что болит?

Он поморщился, не оценив ее заботы.

– Все.

Бильяна, ахнув, тут же обратилась к своим травам и склянкам. Отыскав нужный ингредиент, она бесцеремонно прошествовала к ванне и вытряхнула содержимое тканевого мешочка в воду.

– Не переживай, – отмахнулась она в ответ на смятение Дарта, – тащили мы тебя вместе, но раздевала она.

Он был не в том положении, чтобы всерьез беспокоиться, кто видел его обнаженным, хотя тот факт, что это была Флори, приятно взволновал его. На миг. А потом он вспомнил, при каких обстоятельствах попал сюда, и настроение сменилось мрачным осознанием.

– Где она?

Бильяна уже вернулась на свое место, снова превратившись в размытый силуэт в дымке.

– Побежала к Рину сообщить, что с тобой стряслось. Но, я так понимаю, его больше заботят дома, чем твоя жизнь.

Дарт промолчал. На это у него самого не было ответа. Рин всегда казался ему слишком прагматичным, чтобы проникнуться идеей бескорыстной дружбы и самопожертвования. Не желая озвучивать сей неутешительный вывод, он решил сменить тему:

– Долго мне откисать тут?

Ее строгий взгляд долетел до него через всю комнату.

– Сколько потребуется, чтобы твоя рана затянулась и не осталось уродливого шрама.

– Тебе-то что до моих шрамов?

– Не о себе забочусь, – проворчала Бильяна, сгребла в одну корзину весь свой целебный скарб и, не сдержавшись, выпалила: – Можно было выбрать хотя бы не хартрум?

В ее голосе слышался упрек, чему Дарт не удивился. Конечно, безлюдь уже успел все разболтать своей лютине.

– Приятно слышать, что ты рада за меня, – хмыкнул он с притворством.

Бильяна передумала уходить, остановилась в дверях.

– Я не могу быть рада, зная, что ты готов попасть на виселицу, – отчеканила она. – Ни одна любовь не оправдывает такой риск.

Сказанное в сердцах всколыхнуло в нем смесь обиды и злости. Ухватившись за края ванны, он резко сел и выпалил:

– Поэтому ты отказалась от меня, мама?

Слово застыло между ними, будто стрела в натянутой тетиве; невозможно было определить, куда обращено ее острие, кому станет больнее, когда она попадет в цель.

Несколько долгих секунд Бильяна не отвечала, будто чего-то ждала. Время шло, а ничего не менялось. Дарт по-прежнему хотел знать правду. Он чувствовал это всегда, но боялся ошибиться, выглядеть глупым.

Но один момент все изменил. Тогда, истекая кровью на полу оранжереи, Дарт ясно слышал ее слова. Бильяна испугалась за его жизнь и невольно выдала свой главный секрет.

– Я не отказывалась от тебя, – сказала она с дрожью в голосе. – Мне не оставили выбора.

Дарт вцепился в борта ванны. Голова кружилась, в груди пекло, сердце колотилось так, что стук отдавался в ушах.

– Но это была ты! Та женщина с корзиной. Ты сама принесла меня в приют.

Проклятие, да он же видел эти корзины. Раньше они висели на крючках, занимая всю стену на кухне, где Бильяна делала плетенки из ивовых прутьев. Однажды Дарт спросил,