— Но вы же не торговец?

— Разумеется. Открой я лавку — я бы разбил отцу сердце. А он мне, к слову говоря, лицо, так как старик до самой смерти был чистый порох. Так что, семейные средства я вложил в судно. С этим он, еще, с горем пополам, мог мириться. Все-таки моряки в Аламенко тоже не последние люди. Но что я все о себе да о себе? Может кто еще хочет рассказать что-то интересное? Например вон та громадная сеньора. Готов поспорить, у неё тоже необычная судьба.

— Товарищ Капитан, на? — Тайга нахмурилась и помотала головой, — Разрешите я не буду говорить, на?

— О! Если вам неловко, то прошу меня извинить, — Флорес с интересом перевел взгляд обратно на Капитана, — Но, почему «товарищ»?

— Она — залесска.

— Серьезно? Я никогда не был в Залесье. Говорят, там дико холодно.

— Она тоже. Она из Порто. Про то, что залесска по папе, это наш доктор определил.

— Тот самый?

— Да. Я про него рассказывал.

— Что за доктор? — заинтересовался Зеев, — Настоящий? Не местные коновалы?

— О! Я же забыл вам сказать, — Флорес виновато развел руками, — У капитана Виккерса не просто корабль, а настоящее научное судно! Представляете?

— Я рад за него, но таки не понял: этот доктор может мое сердце послушать или шо?

— Вай, азизам! Давай не будем за столом о болячках! — возмутился Саджади, — Мы так хорошо сидим, хорошо кушаем — зачем начинаешь?

— Мне папа всегда говорил, что нет неподходящего времени, чтобы позаботится о здоровье.

— Позаботься о здоровье, масса — купи пулемет, — Тука-ти весело заржал над собственной шуткой, — До сердечного приступа тут, без него, дожить тяжело.

— Ой, можно подумать, вы мне его продадите!

— Я — нет. Но я знаю, кто может.

— А шо сами не купили?

— А я нищеброд! — Тука-ти снова громко рассмеялся, — Пулемет стоит не меньше десяти голдмарок. Ну, если, конечно, вам, масса, надо чтобы он стрелял.

— А сколько таки стоит тот, шо не стреляет?

— Зачем он вам?

— Может отремонтирую — вам какая разница?

— Никакой — я в этом не разбираюсь… Да и где взять тех, кто разбирается?

Багир с Михаем одновременно подняли руки. Зеев и Тука-ти с интересом посмотрели на них.

— Вы разбираетесь в оружии?

— Так. Особисто я, працював на збройовому заводи. Сбирав зброю, ремонтував и, навить, трохи розробляв. Якщо стовола цилий, можу видновити практично будь-яку систему. У грошах зийдемося.

— А я просто пулэметы люблю!

— Очень интересное предложение. — Зеев прищурился, — Кстати, я вас, кажется, сегодня видел? На рынке? С дядей Меиром?

— Он ваш дядя, да? Нэт?!

— Не родственник, само собой. И слава богу! Но знаю этого старого поца, сколько себя помню. Он уже успел вам поведать, почему свалил с Чернополя? Меня он задрал этой байкой.

— Як я зрозумив, через таких як я.

— Врет шо сивый мерин.

— Для жида — не дивно…

— Имеете шо то против эретцев?

— Ну, як би, коли почалася вийна, наши на фронт, а ваши — по съебкам. В землю обитовану. Звидки тут любови взятися?

— Хотите сказать, шо до войны прям душа в душу жили?

— Так! Николи ни к кому вопросив не було. Якщо, звичайно, це не ростовщик, корчмар, торговець, панський чиновник, або ще який кровопивця. А з иншими — повне взаеморозуминня було. Ну, хиба що, якись книгочей в лапседраку з пейсами попадется. Сами розумиете — грих робочий людини такого не взгрети.

Сказано это было с такой уверенностью в собственной правоте, что Зеев только беспомощно развел руками, и отмахнулся.

— Ладно. Тогда вам, ПАН, — слово «пан» он произнес с особым нажимом, — Будет, таки, вдвое интереснее это услышать. В общем, это сейчас дядя Меир выглядит как старый поц и говорит как лавочник из Тель-Халуцима. А двадцать лет назад они, со его другом Йосей, придумали гешефт. Вы же приполец, судя по говору?

— Так…

— Вот и они решили стать припольцами. Причем — самыми щирыми, какие только есть.

— Це брехня. Наши б видразу жидив викупили.

— И я, таки, с вами согласен. Именно поэтому, они стали щирыми припольцами по переписке.

— Це як так?

— А вот так. Они писали письма в сообщества припольских иммигрантов на Континенте и Амене и просили денег на борьбу за «Незалежное Приполье». И им, шоб вы думали, щедро давали.

— Вид жеж суки… И ще втикли небитими…

— Не совсем… Они так убедительно писали про свою борьбу, шо сведения о подвигах героических подпольщиков просочились к кшездцам, которые заластали этих шлемазлов и, на полном серьезе, дали им по двадцать лет каторги. Меир отсидел всего три, после чего каторга, где он чалился, попала в зону оккупации залесцев и его отпустили на все четыре стороны. А вот Йосе так не повезло.

— Не буду прикидатися, що сильно через это расстроен.

— Понимаю. На воле ему, за такие фокусы, сломали ноги. Сломали бы и голову, но он успел свалить в Эрец.

— И що ему там не сидилося?

— А вы, таки думаете, шо в Эреце медом намазано? Мой папа продал ферму в десять акров, приговаривая, шо в Эреце он, на эти деньги, купит сто. Но десять акров в Лонге и сто в акров в Эреце, это, я вам скажу, две большие разницы. Когда я увидел этот песок, то сразу записался на ближайший корабль. Должен же кто-то в этой семье хоть шо-то зарабатывать?

— И ви хочете сказати, що заробили на сухогруз?

— Нет, конечно! Просто дядя Исак умер и завещал мне свое дело. У нас в семье не так много моряков. А шо касается Меира, то этот поц пробовал провернуть ту же схему без Йоси, но сами понимаете — письма от припольских подпольщиков из Эреца не котируются даже в Амене. И он решил перебраться в Острова. До сих пор мне должен за поездку.

— Знову листи пише?

— Пробовал, но сами знаете, какая тут почта! Бродит по городу, перебивается мелким гешефтом и клянчит деньги у земляков. Так что, если что, не держите на него зла. Его жизнь уже наказала. Кстати — шо он там для вас продавал?

— Спырт! — ответил, вместо задумчиво ухмыляющегося Михая, Багир, — Сами гналы!

— У вас винокурня на борту?

— Вах, канэшна! Самы сдэлалы!

— И сколько у вас есть товара?

— Шэсть бочэк на двэсти литров. И то, что сэгодня нэ продалы.

— А могу я оценить качество?

Вместо ответа Багир поднял свой стакан и жестом показал, что все присуствующие качество уже оценили.

— Зеев! Стоять! — буквально