Ян Тусар сфокусировал взгляд на лице мужчины, но ничего не сказал.

– Возвращайся в гримерную и посиди там, – положив на плечо скрипачу пухлую белую руку, сказал мужчина с нажимом в голосе, в котором чувствовалось раздражение, несмотря на очевидное желание поддержать и посочувствовать.

Мужчина был одного роста с Тусаром, но гораздо массивнее и вдвое старше, где-то за пятьдесят. Хорошо упитанный и холеный, в элегантном вечернем костюме, он прекрасно вписался бы в любое общество. Его рука на плече скрипача лежала легко, но твердо.

– Так не пойдет, Ян. Присядь и постарайся расслабиться, пока тебя не позвали…

– У меня руки замерзли, – пожаловался Тусар, и в его голосе слышался едва сдерживаемый ужас. – Никак не согреть. Пальцы не слушаются… Сколько уже времени?

– Восемь с четвертью. Тебе следовало бы…

– Где миссис Помфрет?

– Уехала домой. Уломала Генри проводить ее. Не стоило тебе…

– Оставь меня в покое! Все у меня хорошо. Но мне хотелось, чтобы она… Кто это стоит там с Диего?

– С Диего Зориллой? – Мужчина обернулся посмотреть. – Не знаю.

– Глаза этого типа просветили меня насквозь! Что там у него в кармане? – капризным и обиженным голосом спросил Тусар. – Зачем являться на концерт с карманами, набитыми неизвестно чем? Диего! Подойди, будь так добр!

Диего, коренастый молодой человек чуть старше самого Тусара, но не такой высокий, смуглый, с черными глазами и волосами, подскочил к нему.

– Вот ты где, Ян! – бодро воскликнул он. – Да правит твоим смычком сам Орфей!

– Спасибо, Диего. Кто это с тобой? Хочу с ним познакомиться.

– Ну, он мой друг… Мы вовсе не…

– Хочу познакомиться.

– Само собой. – Диего поманил своего друга пальцем, и тот направился прямо к ним.

Среднего роста и телосложения, лет тридцати с чем-то, во внешности ровным счетом ничего примечательного, пока не заглянешь в его проницательные карие глаза или, обладая достаточно зорким взглядом, не оценишь плавность и внутреннюю легкость движений. Не успел он встать рядом с Диего Зориллой, как Тусар уже требовал ответа:

– Зачем вы так на меня смотрите? И что у вас в кармане?

– Ты взволнован, Ян, – с нажимом ответил Диего, – и это можно понять, но сейчас ты ведешь себя как малое дитя. Перед тобой мой хороший друг. Его зовут мистер Текумсе Фокс. Знакомься, это Ян Тусар. – Диего представил и элегантно одетого мужчину, еще не успевшего отойти. – А это мистер Адольф Кох… – В голос Диего вернулись резкие нотки. – Я же рассказывал о мистере Фоксе. Это ведь он по моей просьбе принял участие в покупке…

– Обойдемся без этого! – поспешно и решительно прервал его Фокс.

– О-о-о… – досадливо хмурясь, протянул Тусар, глядя на скрипку в своей руке, словно успел забыть о ее существовании. – Так это… вы помогли… – Мило смутившись, он предстал совсем другим человеком, полным раскаяния. – Мне очень жаль… Черт, мне так жаль!..

– Забудьте! – с улыбкой оборвал его Фокс. – Диего не стоило заводить этот разговор, как и тащить меня сюда, если на то пошло. У меня далеко не идеальные манеры и дурная привычка пристально разглядывать людей. Прошу простить. А это… – он похлопал себя по оттопыренному боковому карману, – всего лишь блок сигарет. Еще одна вредная привычка.

– Блок? – прыснул со смеху Ян. – Целый блок? – Он рассмеялся, но смех вышел похожим на писк, нервным и высоким. – Вы это слышали, мистер Кох? У него в кармане целый блок! Ничего забавнее… Это даже похуже, чем в тот раз, когда вы… – Его визгливый хохот – почти истеричные крещендо и аччелерандо[19] – опять пронзил воздух.

Все одновременно всполошились и пришли в движение, потрясенно галдя. Стоявший в сторонке человек, очевидно пребывавший в плену уныния и дурных предчувствий, вдруг подбежал и, схватив Адольфа Коха за локоть, принялся что-то яростно ему шептать. Подошли и другие, причем женщина в собольей пелерине уверенно оттеснила Текумсе Фокса, и тот немедленно вернулся на прежнее место у выхода на сцену, чтобы оттуда наблюдать за происходящим. Вскоре к нему присоединился и Диего Зорилла. Мрачно мотая головой, он что-то сокрушенно бубнил себе под нос.

– Только не говори, будто это самая обычная прелюдия к скрипичному концерту, – сказал Фокс в самое ухо Зориллы, чтобы не перекрикивать полуистерический галдеж.

– Во всем, что здесь происходит, – сердито проворчал Зорилла, – не бывает ничего обычного. Я-то знаю. Однажды проходил через это… – Он поднял левую руку с жалкими обрубками среднего и безымянного пальцев. – Еще перед тем, как случилось то, что случилось.

– Да, но…

– Никаких «но». Через два часа Ян либо поднимется на высочайшую вершину, либо скатится в пропасть, из которой может и не выбраться.

– Мне все понятно, но кто, черт побери, все эти люди?! И почему никто из них не… Кто это грубо запустил когти в соболя той тощей дамы?

– Феликс Бек, учитель и репетитор Яна.

– А кто эта хорошенькая девушка, заламывающая руки и выглядящая до смерти напуганной?

– Дора Моубрей, аккомпаниатор Яна. Конечно, ей страшно. Ее отец был моим и Яна менеджером. Помнишь Лоутона Моубрея, который несколько месяцев назад выпал из окна и расшибся насмерть? А высокий парень, что распихивает всех в стороны, – это Перри Данэм, сын миссис Помфрет. Ирен Данэм-Помфрет… Ее сын от первого брака.

– А где она сама?

– Понятия не имею, – развел руками Диего. – Может, уже в зале, в своей ложе. Я-то думал, мы обязательно увидим ее тут.

– А кто… господи боже, кто еще выходит из гримерной? Они тоже там прятались! Кто это?

– Ну, девушку ты знаешь.

– Впервые вижу.

– Приглядись получше. Ты ведь бываешь в кино.

– Не особенно часто. Так она из этих?

– Да, иначе не скажешь. Это Геба Хит. Правда, парня рядом с ней я раньше не встречал. Ты смотри, как она вцепилась в Яна и каким взглядом ее пожирает Кох!

– Что-то не хочется, – сказал Фокс, в чей голос вкралась легкая нота брезгливости. – Кто-нибудь с толикой мозгов должен вмешаться и растащить их. Идем занимать свои места.

– Почти пора, – кивнул Диего. – Еще минуту-другую. – Темные глаза Зориллы были устремлены на Яна Тусара, все еще стоящего у двери гримерной в окружении галдящей толпы. – Это ужасно для мальчика так долго дожидаться выхода на сцену, когда горячие и влажные пальцы скользят по струнам… или сухие и холодные, что даже хуже. Пойдем, Фокс, нам сюда.

После того как в огромном зрительном зале им удалось найти свои места в десятом ряду партера, Диего, сняв шляпу