Шрифт:
Закладка:
Окончательно все проблемы должна была разрешить «мировая революция», которая оставалась для Троцкого единственной, подлинно революционной целью: «Первая же победа революции в Европе пройдет электризующим током через советские массы, — утверждал он, — выправит их, поднимет дух независимости, пробудит традиции 1905 и 1917 годов, подорвет позиции бонапартистской бюрократии… Только на этом пути первое рабочее государство будет спасено для социалистического будущего»[2341].
Именно эти меры и применил Сталин в 1937–1938 гг. по сути, следуя за предостережениями Троцкого: Термидором он уничтожил возможность свершения «новой революции», а «кадровой революцией» — осуществил ту самую беспощадную чистку партии и аппарата, к которой призывал Троцкий и о которой предупреждал в 1937 г. А. Жид: «Чтобы разом покончить с этим обуржуазиванием, одобряемым и поощряемым сейчас правительством, боюсь, — писал он, — как бы не понадобились в скором времени крутые меры, которые могут оказаться столь же жестокими, как и при ликвидации нэпа»[2342].
По итогам Большого террора, на основании решений XVIII съезда партии, прошедшего в марте 1939 г., в целях рационализации управления экономикой, вмешательство партийных органов в хозяйственную жизнь было ослаблено. Однако всего через полгода — 29 ноября постановление Политбюро ЦК привело к прямому развороту в этом вопросе.
Причина этого разворота, по мнению Г. Ханина, заключалась в том, что «хозяйственные руководители воспользовались устранением партийного контроля для злоупотреблений в различных сферах хозяйственной жизни. Возможно также (в дополнение к первой причине), что у партийного руководства появились опасения политической опасности излишней самостоятельности хозяйственных руководителей, образования мощного замкнутого хозяйственного блока»[2343].
Об этих угрозах еще в 1938 г. предупреждал один из лидеров меньшевиков Ф. Данн: «Похоже на то, что действительным победителем и триумфатором окажется в конце концов то новое, «молодое» поколение советской бюрократии, которому чужды революционные традиции и революционные идеалы, которое хочет лишь одного… закрепить «твёрдыми нормами закона» и обеспечить и за своим потомством наследственное пользование той «весёлой и зажиточною жизнью», до которой оно дорвалось»[2344]. К подобным выводам в 1939 г. приходил и В. Вернадский: «Поражает «наживной» настрой берущих верх (в) массе коммунистов. Хорошо одеваться, есть, жить — и все буржуазные стремления ярко расцветают. Друг друга поддерживают. Это скажется в том реальном строе, который уложится»[2345].
Кровавый экзамен
Бесспорно то, что именно на Восточном фронте Третий рейх был обескровлен и что вермахт был уничтожен главным образом усилиями Красной армии.
Война является кровавым и беспощадным экзаменом для всей страны, для всего народа и существующего общественного строя, для всех правящих и имущих классов на зрелость и ответственность, на их право на существование. Российская империя в Первой мировой полностью провалила этот экзамен…
Россия потерпела поражение в Первой мировой войне, прежде всего, именно из-за своей технической, экономической и социальной отсталости. Запад не верил в то, что Россия может измениться, и, несмотря на постоянные заклинания о советской угрозе, крайне невысоко оценивали боеспособность Красной Армии. «Красная армия находится в совершенно отчаянном состоянии…, — твердила в 1935 г. «Манчестер гардиан», — Советский Союз не может вести победоносную войну…»[2347].
Аппарат американского военного атташе в Москве указывал на обескровленный «чистками» командный состав, неграмотные «безынициативные солдаты», «возможное массовое дезертирство в Прибалтике и на Кавказе». Но главную слабость военная разведка США видела в «нехватке современного оснащения, вооружения и техники… Трудно представить боеспособную Красную Армию в стране, до сих пор практически неграмотной и технически отсталой»[2348].
«Мнение о том, что Россия обречена на быстрое завоевание, было почти всеобщим, — отмечает американский историк Д. Флеминг, — Наши (американские) разведчики из военного министерства подсчитали, что кампания может продлиться от одного до трех месяцев. Это мнение было широко распространено среди военных офицеров, как в Соединенных Штатах, так и в Великобритании. Все они согласились, что немцы прорежут Россию, как нож масло. Большинство давало «красным» не более четырех — шести недель»[2349].
Эти надежды подогревали итоги советско-финской войны, которые приводили Геббельса к выводу, что: «Русская армия мало чего стоит. Плохо руководима… Фюрер вновь определяет катастрофическое состояние русской армии. Она едва способна к боям. К тому же — упорство финнов. Возможно, что и средний уровень интеллектуальности русских не позволяет производить современное оружие»[2350]. «Фактом является то, что в настоящее время боеспособность русских вооруженных сил незначительна, — отмечал в конце ноября 1939 г. Гитлер, — На ближайшие год или два нынешнее состояние сохранится… Время работает на нашего противника. Сейчас сложилось такое соотношение сил, которое для нас улучшиться не может, а может только ухудшиться»[2351]. Спустя месяц был подписан к разработке план «Барбаросса».
Спешить вынуждали стремительные темпы развития Советского Союза, которые приводили Гитлера к тем же выводам, к которым в 1914 г. приходил Вильгельм II: упредить опережающий рост России — в этом состоял главный вопрос, указывал Геббельс в январе 1937 г.: фюрер «объясняет напряженность, указывает на силу России, рассматривая наши возможности…, надеется, что у нас будет еще 6 лет, но, если подвернется очень хороший случай, мы его не упустим»[2352].
В марте 1940 г. письме Муссолини, Гитлер вновь повторял: «относительно востока наша ситуация могла бы только ухудшиться»[2353]. 13 декабря 1940 г., Гальдер фиксировал: «Решение вопросов о гегемонии в Европе упирается в борьбу против России». «Особенно важен для разгрома России, — констатировал 9 января 1941 г. Гитлер, — вопрос времени»[2354]. Цели этой войны Гитлер указал еще до своего прихода к власти: «Восток будет для Западной Европы рынком сбыта и источником сырья»[2355].
Уверенность в успехе придавало сопоставление с опытом Первой мировой войны: «если бы тогда главные военные силы Германии были направлены на Россию, а не на Францию, — замечает американский историк Р. Уорт, — то в 1914 году она потерпела бы настоящий крах»[2356].
Во время Первой мировой войны против России было выдвинуто 45–50 % всех дивизий Центральных держав[2357]. Но на практике их боевая сила была значительно меньше, поскольку доля немецких дивизий, на Восточном фронте составляла в среднем ~ 60 %, а австро-венгерских ~ 40 %. В Русской армии одну немецкую армию по боеспособности приравнивали к 2–3 австро-венгерским[2358].
О сравнительной боеспособности
