Шрифт:
Закладка:
7. Вопрос о Филиппинах оказался более сложным. Если Америка вступала во владение этими далекими территориями, она превращалась в колониальную державу. Многим американцам это было не по душе. Другие не испытали бы угрызений совести, если бы Испания получила денежную компенсацию. Госсекретарь Джон Хей писал: «У меня возникает только один вопрос: до какой степени можно избавиться от Филиппин?» С другой стороны, филиппинцы сформировали правительство, во главе которого встал Агинальдо. С армией в тридцать или сорок тысяч человек он окружил Манилу, которую, в свою очередь, осаждал американский генерал Отис, располагая примерно пятнадцатью тысячами солдат. Чего стоила армия Агинальдо? Факты доказали, что аборигены были разделены. Благодаря хитроумной стратегии Агинальдо был схвачен. Уже не вызывало сомнений, что Соединенные Штаты сохранят эти острова, а также остров Гуам между Гавайскими островами и Филиппинами, который был походя завоеван в этой же операции. Конституция Соединенных Штатов не предусматривала никакого механизма для управления такими территориями — завоеванными и не подлежащими ассимиляции. Единоличной властью там обладал только президент в своем качестве главнокомандующего. Ему помогала комиссия, куда, следуя принятой в Америке традиции, входили военные, моряки и президенты университетов. Позднее Мак-Кинли послал гражданского губернатора, судью Тафта, добродушного гиганта, чей здравый смысл и умение улаживать конфликты творили чудеса. Американцы сумели завоевать любовь на Филиппинах, и когда в 1941 году вспыхнула война, то Америка решила исполнить свое достойное уважения и благородное намерение и в 1944 году предоставила филиппинцам полную независимость.
Дядя Сэм принуждает испанцев к миру. Карикатура. 1898
8. Но в 1900 году еще шли жестокие споры об империализме. Многие профессора, философы и писатели считали, что Америка потеряет душу, если, подобно коррумпированным старым государствам Европы, согласится играть в колониальную игру. Марк Твен написал президенту, что в будущем белые полосы на американском флаге должны быть заменены черными, а звезды — черепами. Но Мак-Кинли знал свой народ. Лорд Солсбери однажды сказал о королеве Виктории, что если кто-то хочет узнать, что думают англичане, то достаточно поговорить с королевой. Мак-Кинли мыслил спонтанно, как и большинство американцев. Он знал, что в тот момент страна одобряет его внешнюю политику. Действительно, избиратели остались ему верны и переизбрали на второй срок. Брайан в очередной раз оказался отвергнут и, поскольку биметаллические страсти угасали, начал кампанию против империализма. Он утверждал, что «любое правительство, не основанное на согласии управляемых, является тиранией», что «империя больше не может быть республикой» и что идеи, выраженные в Декларации независимости, несовместимы с управлением порабощенного народа: «Мы больше не сможем испытывать гордое презрение к нациям, которые правят силой… Мы должны либо отказаться от этого протектората, либо отказаться от принципов, за которые боролись наши отцы во времена Революции…» Антиимпериалисты Адамс и Шурц поддерживали Брайана, по-прежнему считая его сумасшедшим. Страна за ними не последовала. Мак-Кинли добился потрясающего успеха. Он получил большинство в девятьсот тысяч голосов, и, чтобы еще больше подчеркнуть национальный характер выборов, губернатор Нью-Йорка Теодор Рузвельт, полковник «Мужественных всадников», вопреки своей воле и против желания Мак-Кинли занял пост вице-президента. По правде говоря, «Машина» штата Нью-Йорк сделала Рузвельта вице-президентом, чтобы держать его подальше от Олбани, где политики считали его независимым и несговорчивым. Но машины тоже допускают ошибки, и, желая избавиться от губернатора, эта «Машина» сделала его президентом. Ибо 6 сентября 1901 года, в первый год своего второго срока полномочий, Мак-Кинли был смертельно ранен анархистом и умер так же, как жил, произнеся в точности те слова, которые подобало. Он был, по выражению Джона Хея, «самым милым и тихим из всех публичных людей, которых я когда-либо знал». Президентом стал энергичный и темпераментный полковник Рузвельт.
Уильям Дженнингс Брайан пытается сорвать американский флаг на Кубе и Филиппинах, но дух генерала Генри Лоутона, убитого на Филиппинах, препятствует ему. Иллюстрация из сатирического журнала «Пак». 1900
IХ. Заключение
1. От Гражданской войны до конца века история Соединенных Штатов представляет собой удивительную смесь сатиры и эпопеи. Прославленные имена той эпохи, которые остаются в людской памяти, — это имена не президентов или мыслителей, а имена крупных промышленников. Все, что было совершено, походило на чудо. Менее чем за полвека континент покрылся железными дорогами, был заселен, освоен и стал приносить доход. Но конкистадоры XIX века без зазрения совести нажили немыслимые состояния и относились к служившим им людям как к приложению к машине. Человек в их глазах был средством, а не сутью. Идеализм прошлого не владел их умами; они ходили в церковь, но не верили в Бога; говорили о свободе в дни выборов, но обращались к Конституции только для того, чтобы извратить ее, а к политике — чтобы прикрыть свои сделки; они проявляли мало вкуса и полное отсутствие манер, и ни одна эстетическая мораль не заменила им религиозную нравственность. То было время чудовищно эгоистичных и необыкновенно продуктивных великих личностей.
2. Возможно, их беспощадная сила была необходима, чтобы выковать подобающий инструмент для действия. Но в конце века наступило такое время, когда чрезмерный индивидуализм затруднил жизнь среднестатистического человека. Преуспела ли плутократия в господстве над демократией? Таков важнейший вопрос тех тридцати пяти лет. С 1880-х годов общественное мнение требовало, чтобы деловые люди находились под контролем, а политическая жизнь стала честнее. «Получается, что все искусство управления, — говорил Генри Адамс, — состоит в том, чтобы контролировать людей, столь же далеких от нас социально, как языческие божества, — мы их не знаем, но непременно должны узнать, хотя даже под пыткой они