и наносила себе увечья, внезапно, после шести месяцев терапии, прекратила суицидальные и парасуицидальные действия. Я поинтересовалась у неё, что случилось. Пациентка ответила, что поняла: если она не остановится, то не сможет говорить со мной ни о чем другом, кроме своего негативного поведения.

Подобная стратегия используется при тренинге навыков. Например, если пациент не выполняет домашнюю работу, терапевт начинает подробный, в эмпатическом ключе анализ факторов, помешавших пациенту сделать домашнее задание. При групповой терапии членов группы побуждают предлагать свои идеи относительно того, как противостоять этим факторам. Если пациент вообще отказывается от сотрудничества, терапевт может прибегнуть к полному анализу его тенденции к сопротивлению — также в участливой, доброжелательной манере. Одна из пациенток приходила на тренинг навыков в некоем эмоциональном «тумане», утверждая, что она забыла о домашнем задании или была не в силах заниматься им. Однажды, после нескольких бесплодных месяцев, она начала говорить о своих попытках самостоятельной отработки навыков. Отработка ею навыков, как и взаимодействие с другими членами группы, интенсифицировалась, и через некоторое время она сравнялась с другими членами группы. Индивидуальный терапевт этой пациентки спросил у неё, что случилось. Ей надоело, ответила она, что время групповой терапии тратилось на обсуждение того, почему она не выполняла самостоятельные задания. Она решила, что будет проще выполнять их.

Коррекция — перекоррекция — пример использования как пряника, так и кнута. Взаимодействие с терапевтом часто играет роль пряника, а стратегия коррекции — перекоррекции — кнута. Одна из пациенток, покидая вечерний психотерапевтический сеанс, срывала со стены предметы и воровала вещи, принадлежавшие персоналу клиники. Она не только превысила предел терпимости терапевта, но и нарушила правила клиники (тема, которая будет обсуждаться позже), — явный случай препятствующего терапии поведения. Последствия заключались в следующем: от пациентки не только потребовали вернуть украденные ею вещи, но и внести определённую сумму для оплаты ночного охранника. Пряником были новые психотерапевтические сеансы. При подобном нарушении другая пациентка должна была заделывать многочисленные дыры в стенах, которые она пробила ногой, и заново красить стены. Как только дыры были заделаны, психотерапевтические сеансы возобновились. Одна из моих пациенток (при моем попустительстве) взяла за правило звонить мне по вечерам, угрожая самоубийством и ведя себя так агрессивно, что я боялась возвращаться домой и подумывала о том, чтобы отказаться от этой пациентки. В конце концов вместо этого я ограничила доступ для пациентки, сократив время телефонного общения с ней до двух звонков и 20 минут в неделю. Более того, я сказала пациентке, что от неё требуется не только такая коррекция поведения, которая изменит моё отношение к телефонным беседам с ней на положительное, но и перекоррекция, чтобы я сама хотела общаться с ней по телефону. Как только она этого добьётся, сказала я, правила изменятся. Пациентке потребовался год, но в конце концов она выполнила мои условия.

«Отпуск от терапии» как отрицательное подкрепление

Ещё один принцип применения наказания состоит в том, что оно должно быть достаточно сильным, чтобы оказывать необходимое воздействие. Высшая мера наказания в терапии — её прекращение, и это последствие некоторым пациентам с ПРЛ приходилось переживать по несколько раз. Многие стационарные психиатрические отделения и отдельные психиатры ставят чёткое условие: если определённое поведение будет иметь место более одного раза, терапия прекратится. Парасуицидальные действия, особенно с исходом, близким к летальному, — типичный пример поведения, которое автоматически влечёт прекращение терапии. Ещё примеры: обращение к другому специалисту, несанкционированная госпитализация, принос оружия на психотерапевтический сеанс, нападение на терапевта и т. д.

ДПТ не одобряет одностороннего прекращения терапии. Прерывание терапии лишает психотерапевта всяких шансов на помощь пациенту, который в ней нуждается. Вместо прекращения терапии в ДПТ используется компромиссная стратегия — «отпуск от терапии». Она применяется как для целерелевантного, так и предельно релевантного поведения. При этом необходимы два условия: 1) неэффективность прочих возможностей и 2) поведение или дефицит поведения настолько серьёзны, что нарушают терапевтические или личные границы терапевта. «Терапевтические границы» означают границы, в которых терапевт способен проводить эффективную терапию. «Личные границы», как уже упоминалось в этой главе, — это рамки, в которых терапевт готов работать с данным пациентом. «Отпуск» может применяться в том случае, если сам специалист не хочет продолжать терапию, пока не изменится существующее положение вещей. Условия, требующие «отпуска от терапии», будут индивидуальными для каждого специалиста и пациента.

Под «отпуском» подразумевают приостановление терапии на определённый период времени до выполнения некоторых условий или реализации обусловленных изменений. При организации «отпуска от терапии» нужно выполнять определённые требования. Во–первых, необходимо выявить поведение, подлежащее изменению, и чётко сформулировать ожидания. Во–вторых, терапевт должен предоставить пациенту реальный шанс на изменение поведения и помочь его использовать. Пациенту предоставляется возможность избежать «отпуска», если он изменит своё поведение. В-третьих, специалист должен представить выдвигаемые условия как следствие своих терапевтических границ (к обсуждению соблюдения границ мы перейдём немного позже). Другими словами, терапевт должен проявить некоторое смирение и признать, что какой–то другой специалист смог бы работать с данным пациентом, не выдвигая таких условий. В-четвёртых, терапевт должен вразумительно объяснить пациенту, что по истечении намеченного срока или после выполнения поставленных условий пациент сможет вернуться к терапии. В-пятых, пока пациент находится в «отпуске», терапевту следует периодически связываться с ним, по телефону или по почте, поощряя обратную связь. (Получается, что терапевт сначала выгоняет пациента, а потом ждёт не дождётся его возвращения.) Наконец, терапевт должен порекомендовать другого специалиста, к которому пациент мог бы обратиться за советом или поддержкой во время «отпуска от терапии».

Приведу пример. После терапии с одной пациенткой в течение определённого времени я начала склоняться к мысли, что если она не обязуется работать над снижением употребления алкоголя, нам придётся расстаться. Я не могла определить, чем был алкоголизм: причиной других её многочисленных проблем или их результатом. Пациентка отказывалась бросить пить, потому что считала, что алкоголь скорее помогает ей, нежели мешает. Я дала ей три месяца, чтобы она подумала и выбрала — или я, или алкоголь. Или она работает над снижением употребления алкоголя вместе со мной, или проходит курс лечения от алкоголизма. Если она отказывается сотрудничать со мной, я не могу продолжать терапию, однако (именно в этом различие между прекращением терапии и «отпуском» от неё) я беру её обратно, как только она соглашается на мои условия. Пациентка полагала, что моё давление не может заставить её бросить пить. Это объяснение казалось вполне разумным; я предложила пациентке поговорить с другими людьми, чтобы они помогли ей принять решение, и она отправилась