касался солнечный свет. Такеши прошел дальше вглубь, скользя взглядом по камням с высеченными именами. Поколение за поколением, все Минамото покоились здесь. Когда несколько лет назад его старший брат вырезал свой клан, камнетесы работали днем и ночью, не смыкая глаз. Им пришлось обработать множество грубых камней…

Такеши высек из кремня огонь и зажег свечу, сощурившись, осмотрелся. Он не был здесь с того дня, когда они с отцом развели погребальный огонь для матери и сестер. У подножья каменной плиты с высеченным именем Кенджи он увидел свежие цветы. Такие же лежали напротив плиты с именами его матери и сестер.

Значит, Наоми навещала могилы его родителей, и делала это много чаще его.

Укрепив свечу в одной из глиняных мисок, Такеши опустился на колени перед двумя плитами из грубого, серого камня.

— Вот я и дома.

Когда его дочь подрастет, он приведет ее сюда. Ему самому отец показал усыпальницу клана после пятого дня рождения. С того года он сопровождал Кенджи каждый раз, когда тот навещал могилы предков.

— Нобу Тайра мертв. Все Тайра мертвы. Я вырезал их клан под корень, — говорил Такеши, смотря на имя отца прямо напротив глаз. — Мой брат мертв уже давно. Теперь ваша посмертная жизнь должна быть спокойной.

И у отца, и у матери с сестрами лежали цветки эдельвейса. Согласно Ханакотоба эдельвейс символизирует власть и силу, и потому считается мужским цветком. Но было у него также и еще одно значение — мужество. А его мать была действительно мужественной женщиной.

Иногда Такеши казалось, что он забыл ее лицо, но стоило зажмуриться — и образ матери тотчас вставал перед глазами. Матери, какой он видел ее в последний раз, когда она провожала их с отцом из поместья.

Пробыв еще недолго в усыпальнице, Такеши задул свечу и вышел на свежий воздух. Яркий свет немилосердно резал глаза, и ему пришлось прикрыть их ладонью на обратном пути к дому.

Наоми ждала его у открытого окна, с любопытством наблюдая за чем-то происходящим снаружи. На столе позади нее были расставлены мисочки с угощениями и посуда для чая.

— Мамору играет с Мисаки, — с улыбкой пояснила она, повернувшись в ответ на шум закрываемых дверей.

Она бросила последний взгляд в окно и подошла к мужу, обняла его, прижавшись к груди, и закрыла глаза. Помедлив, Такеши положил руку ей на плечи, мимолетно пожалев, что Наоми убрала распущенные волосы в высокий пучок. Ее теплое дыхание щекотало ему шею. Она подняла голову, встретившись с Такеши взглядом, приподнялась на цыпочки и быстро прижалась губами к его подбородку.

Ее руки вспорхнули к его лицу, кончики пальцев огладили скулы, смахнули со лба отросшие волосы… Наоми вздрогнула, будто что-то ударило ее изнутри, разорвала поцелуй и, запрокинув голову, еще раз посмотрела на мужа. Она очень хорошо помнила, как раньше короткие пряди лезли ему в глаза и постоянно мешались; сейчас же их длины хватало, чтобы заправить за уши. Помнила, как небрежно, нарочито неровно были обрезаны его волосы; сейчас же они были собраны на затылке и перевязаны тонкой веревкой.

Ее глаза засияли, когда пришло понимание. Такеши исполнил свою месть, и клятва, произнесенная несколько лет назад, больше над ним на довлела. Вскоре он вновь сможет заплести волосы в традиционную для самураев прическу.

Она не стала ничего говорить, лишь еще раз поцеловала.

Волевым усилием Такеши подавил нахлынувшее желание и отстранился от жены. Он сел на колени на татами у низкого столика, окинул взглядом пиалы с угощениями и усмехнулся. Он вспомнил о чайной церемонии, проведенной в другом поместье некоторое время назад. Прошло меньше двух лет, но могло показаться, что целая вечность.

Между ними повисла тишина, но в ней не чувствовалось напряженности или отчуждения. Скорее, тишина звучала умиротворяюще. Наоми взбивала чай, вращая венчиком, и его бамбуковые зубцы с мягким шелестом задевали глиняные стенки глубокой чаши, в которой постепенно появлялась густая пена нежно-зеленого цвета. Время от времени она поднимала на Такеши взгляд, смотрела на него долгую секунду из-под длинных ресниц и вновь возвращалась к прерванному занятию.

— Завтра я напишу главам вассальных кланов. Я хочу собрать их в поместье в начале следующей недели, — он первым нарушил молчание, когда Наоми начала обмывать глиняную посуду теплой водой.

— Зачем? — спросила она, лихорадочно размышляя о том, что ей придется подготовить поместье к приезду гостей. Впервые в жизни и впервые в статусе жены главы клана. О ней как о хозяйке станут судить по тому, как она сможет провести этот прием. Она нервно облизала враз пересохшие губы.

— Война закончилась, — Такеши пожал плечами, краем взгляда уловив, как задрожали руки его жены. — Предстоит еще много таких встреч. Сейчас в Эдо Нарамаро восстанавливает отношения с Императором. Теперь все будет по-другому. И мне еще предстоит визит к Хиаши-саме…

При упоминании Фудзивара Наоми поежилась и опустила на стол посуду, боясь ее уронить. Она чувствовала на себе пристальный взгляд мужа — тот не мог не заметить ее нервозности и явно ждал объяснений. Воспоминания о прощании с Акико-сан все еще вызывали у Наоми зубной скрежет.

— Мы не очень хорошо расстались с Акико-сан, — она отвернула голову и посмотрела в окно. — Она была очень расстроена тем, что ее племянница будет воспитываться у нас.

«Ненавижу! Ненавижу! Она — это все, что осталось у меня от брата и его жены! Фухито-сан и так умер из-за войны, которую развязал твой муж…»

По лицу Наоми нетрудно было догадаться, как сильно она преуменьшила степень расстройства Акико-сан. Но Такеши не стал ничего спрашивать. Если захочет — однажды расскажет сама.

— Не думал, что Акико-сан воспротивится воле старшего брата. Перед сэппуку Фухито сам попросил меня об этом.

— Я знаю, — Наоми кивнула и, справившись с эмоциями, вернулась к завариванию чая. — Нарамаро-сан рассказал мне, когда приехал в поместье за Акико-сан.

Она наполнила густым напитком крошечную чашку и подала ее Такеши. Она вздрогнула от мимолетного прикосновения его теплых пальцев к своим — ледяным.

— Фухито назвал свою дочь Томоэ, — сделав первый глоток, произнес Минамото. — Я хочу провести церемонию наречения именем завтра.

— А для нашей дочери? — Наоми подцепила палочками маленький кубик ёкана.

Такеши помедлил, прежде чем ответить. Он опустил чашку на стол и положил ладонь на бедро, выпрямившись еще сильнее. Имя для своей дочери он придумал давно. Осталось только произнести его вслух.

— Когда в поместье Асакура мы встретили в коридоре Нобу Тайра, рядом с ним была его внучка Хоши.

Наоми молча кивнула. Она помнила ту девочку. А Нарамаро-сан за