привыкание к ней. Для взрослого человека, с устоявшимися взглядами и привычками, это всегда трудно. Для ребенка проще, потому что занимательно. Он воспринимает только внешнюю, самую интересную сторону жизни.

Первое знакомство Карла с Петербургом начиналось из окна кареты, когда мать брала его с собой на прогулку или за покупками. Тогда за толстым стеклом постепенно раскручивалась панорама: нарядные особняки, пустыри, речки, каналы, грязные боковые улицы, где после дождя вязнут повозки, снова особняки, храмы, простор мощеного Невского проспекта, нарядные экипажи, запряженные четверней. Мало женщин и много красивых военных мундиров. И наконец, торговые ряды. Гостиный двор оглушал своим гамом и неумолкающими криками зазывал и потому не нравился. Зато с тайным страхом и любопытством взглядывал Карл на Летний дворец. Он напоминал очень старую даму, которая продолжает носить платья своей молодости. Дворец стоял пустой, позабытый, и казалось, что именно в его залах обдумывает свои козни злая фея.

Очень нравился дворец из мрамора, стоявший на краю большого поля. Его медная крыша полыхала густым красным пламенем. И это было красиво. Потом карета сворачивала на торжественную набережную, одетую в гранит. Он любил разглядывать статуи и лепные украшения дворца императрицы, но никогда не успевал рассмотреть все маски над большими окнами второго этажа. Карета сворачивала и уже катилась по Дворцовому лугу, а затем вдоль земляных валов Адмиралтейства. Там, за этими валами, сотни умелых людей строили большие корабли. Когда их спускали на воду, корабли поднимали белые паруса и уходили к далеким незнакомым землям! Еще очень любил он тонкие сверкающие иглы над Петропавловской крепостью и Адмиралтейством. В разную погоду они сияли по-разному: на солнце горели золотым огнем, в пасмурный день и вечерами — серебряным светом. Мальчику в городе было интересно…

Все в конце концов утрясается, образовывается, и тогда наступает обычная, повседневная жизнь с ее большими и мелкими заботами, хлопотами, переживаниями, с размеренным течением дней. Пришла пора подумать об учении Карла. Судьбу решал отчим. О приходящих учителях он слышать не хотел — слишком хорошо знал этих французских воспитателен, которые у себя на родине служили лакеями. В Петербурге есть военные училища, но для военной карьеры мальчик слишком слаб. Народное училище тоже не годится — Карл пока не говорит по-русски. Выбор падает на Петершуле, которой благоволит императрица.

Школа существует и по сей день на Невском проспекте (дом 22/24). Позади лютеранской церкви Святого Петра стоит пятиэтажное здание, с первого взгляда отчетливо видно, что три верхних этажа надстроены недавно. А два нижних — прекрасный памятник елизаветинского барокко. В причудливые завитки чугунных решеток второго этажа вплетены буквы St P S — Sant Peter Schule — Школа Святого Петра.

Основана она была еще при Петре I вице-адмиралом Корнелием Крюйсом и размещалась на Большой Миллионной. После 1723 года школа переехала к Невской першпективе. В 1764 году императрица Екатерина II подписала указ о своем покровительстве Петершуле и освободила ее от налогов. В 1783 году последовал новый указ: переименовать школу в «Главное нормальное училище для русских подданных, употребляющих немецкий язык». Новое название не прижилось, и школу по-прежнему звали «Петершуле». Славилась она своими учителями, среди которых бывали даже академики. Знаменита и по сей день учениками, вышедшими из ее стен: декабристами Михаилом Фонвизиным и Александром фон Бригеном, Львом Пушкиным, архитекторами Константином Тоном и Николаем Бенуа. Именно в Петершуле определили учиться Карла Росси. Теперь по утрам карета или санки везли мальчика от Театральной площади на Невский.

Ученики школы разделены на три ступени. Младшие два года обучаются чтению, счету, рисованию. Средняя ступень постигает знания за три года: грамматика, арифметика, общая и священная история, география. Старшая ступень, помимо прочих предметов, четыре года изучает геометрию, физику, механику и архитектуру. Газета «Санкт-Петербургские ведомости» печатает объявление: «Для обучения архитектуре гражданской на языке российском потребен разумеющий науку сию учитель. Желающие в должность сию вступить явиться могут с надлежащим о знании сем свидетельством…» Желающих, видимо, не находилось, и объявление печатали чуть ли не в каждом номере.

С особым рвением Карл постигал тайны физики, алгебры, геометрии и тихо радовался, когда его хвалили. Много позже, став прославленным мастером, любил удивлять подчиненных быстрыми и точными вычислениями. Но самыми радостными были уроки рисования. В эти часы он жил в мире собственной фантазии, таком далеком от шума, криков и обидных забав сверстников. Рисунки Карла выделялись легким, быстрым штрихом, точно выписанными деталями и нежной подцветкой водяными красками. В последних классах его часто ставили в пример. Когда подобное случалось, на весь день приходило хорошее настроение.

Еще он любил театр. Достаточно было выйти из дома, перебежать улицу, чинно пройти мимо знакомого служителя, чтобы очутиться в таинственном полутемном мире. Вокруг что-то стучало, скрипело, шуршало, пахло красками и пилеными досками. Сверху и снизу раздавались какие-то голоса. И вдруг наступал момент, когда из этого странного смешения звуков, движений, запахов нежданно в пустой коробке сцены вырастали горы, леса, замки. И все вокруг преображалось, и возникал новый, нарядный и радостный мир.

«Мы были в театре, и долго не выйдет у нас из головы то, что мы там видели. Пьесы представлены были следующие: „Притворная любовница“ и никогда не виданный балет „Медея и Язон“. Первая пьеса производила только довольно смеха, а последняя, могу сказать, что есть наисовершеннейшая в своем роде. Весь Петербург жаждал ее видеть. Несколько сот человек поехали назад, не имея уже в театре места… Я боялся истинно, чтоб от ужасных перемен декораций и множества представленного пламени не загорелся бы в самом деле театр. Я, в окончание похвалы сему балету, скажу только то, что здесь все говорят, что, от начала таковых представлений, такого балета никогда не было…» Это рассказ очевидца первой постановки Лепика.

К балетмейстеру пришла слава. О Шарле Лепике говорили во дворце и в особняках вельмож. Его балеты хотели видеть у себя дома императрица, недоверчивый и подозрительный великий князь будущий император Павел, входившие «в случай» придворные. Сама великая княгиня Мария Федоровна, жена Павла Петровича, берет уроки у славного балетмейстера. И наверное, по ее желанию наследник престола дарит танцору участок земли в своем Павловске. Рядом получают места для строения летних домов другие приближенные великого князя. Среди них — и архитектор Винченцо Брéнна, и камердинер Иван Кутайсов, который скоро станет графом. Известность Лепика столь велика, что улочку в Павловске, где стоит его дом, обыватели прозывают Пиковым переулком. Теперь Карл свободное время проводит в красивом и уютном дворцовом парке.

Однажды кто-то показал ему высокого белокурого подростка: «Это твой ровесник. Наверное, он будет русским царем. Его зовут Александр». Карл удивился: будущий император, а такой же, как все его сверстники. Незаконный сын дансёрки потом не