Шрифт:
Закладка:
– Эскадрон, смирно! Строй фронт, шашки вон, пики в руку, шагом марш, в лаву!
Встав на 4-й взвод, дав отойти другим трем взводам на взводную дистанцию, пошел уступом вправо. За мной двинулись две пулеметные тачанки. Так как расстояние до Каховки было основательное, то скоро пошли только рысью. Влево были видны движущиеся другие гвардейские эскадроны.
Прошли мы немного больше половины луга, как красными по нас был открыт ураганный артиллерийский, а также и пулеметный огонь. Эскадрон рванул галопом. Пока этот тарарам производил только моральный эффект, так как снаряды рвались позади, а пулеметные пули взрывали пыль впереди. Эскадрон шел быстро, и, видимо, пулеметчики сокращали прицел слишком резко. Впечатление было такое, будто это мы поднимаем взрываемую пулями пыль. Взглянул на эскадрон – идут хорошо. Ни убитых, ни раненых пока… Мой конек бодро скачет (но как я жалел, что не было у меня ни одной из прежних лошадей: Слитка – золотистого араба, Красы – золотисто-гнедого карабаха или Шайтана – вороного в яблоках текинца, моего последнего партизанского жеребца, ранее принадлежавшего знаменитому разбойнику Иргашу! Не лошади, а ураганы это были). Впоследствии мне рассказывали, что по конной атаке палило 18 орудий и 24 пулемета противника. Легкораненых в атаке было 6, 1 тяжело раненный в живот, 1 убитый и 6 лошадей легкораненых – это у самой Каховки.
Но вот уже Каховка совсем близко, и передо мной ясно очерчиваются справа крайние дома. Мне приходит мысль атаковать Каховку с правого фланга и, если возможно, зайти в тыл. Призвав свистком взвод к вниманию, направляю его круто вправо и полным ходом огибаю дома, поворачиваю в первую улочку налево и иду уже в тылу вдоль фронта. За мной скачут две пулеметные тачанки. Как только мы появились в параллельной улочке, я сразу услышал, что пулеметы, действовавшие на левом фланге красных, замолкли. Ага! Недаром, значит, забрался в тыл. Сократив аллюр, иду дальше. Скоро обозначилась стенка кладбища, а вдоль нее выстроена рота пехоты красных. Резерв. Ближе к нам стоявший красный офицер выдвинулся и что-то хотел скомандовать роте. Приготовив шашку к рубке, ринулся на офицера, но вахмистр, некоторое время скакавший со мною рядом, выскакивает вперед и в упор стреляет из револьвера в офицера, который как подкошенный валится. (В Великую войну ни один нижний чин не позволил бы себе опередить офицера.) В роте красных полное обалдение. Ни одна винтовка не поднялась. Подскочив к фронту роты, командую: «Сдавайтесь! Бросить винтовки!» Повинуются. «Кругом. Два шага вперед!» Несколько моих всадников быстро спешиваются и подбирают винтовки. Назначаю четырех конных кирасир и отправляю пленных в наш тыл.
Тут только, оглянувшись, заметил, что у меня вместо одного взвода чуть ли не два с половиной. Надо сказать, что мне, в виде талисмана, сопутствовала во всех боях Крыма, в боковом кармане френча (а их было немало), в небольшой целлулоидной коробочке маленькая живая морская черепашка Ниночка, вывезенная мною из Грузии. В этот талисман люди эскадрона твердо верили и всегда жались ко мне, зная, что где Ниночка, там все будет благополучно, считали ее неуязвимой. Вот когда 3-й взвод слева заметил, что я поворачиваю на правый фланг Каховки, то отделился от других взводов эскадрона и пошел за мною.
Отправив пленных, идем дальше, все глубже в тыл. В первой поперечной улочке видим две брошенные пулеметные тачанки красных, а недалеко, на каменном заборе, пулеметчиков, стоящих с поднятыми руками. Сдаются. С одним кирасиром отправляю пулеметную прислугу догонять ушедшую пленную пехоту. Забираем с собой пулеметные тачанки и идем дальше. Посылаю вправо двух дозорных к Днепру (Большая Каховка тянется вдоль реки). В двух следующих улочках забрали еще четыре пулеметные тачанки, но уже брошенные – прислуга разбежалась. В это время ко мне подскакивает один из дозорных и взволнованно докладывает: «Г-н ротмистр, красные тикают, кто на лодках, а кто и просто вплавь». Посылаю к берегу одну свою пулеметную тачанку с приказанием немного пострелять по удирающим, а затем присоединиться ко мне. Пулеметная тачанка галопом исчезает в улице вправо, и очень быстро до нас долетает звук двух заработавших пулеметов. (Лихие были пулеметчики у нас в эскадроне!)
Тут у красных поднялась настоящая паника: кавалерия в тылу, а тут еще пулеметы палят. Далеко впереди было видно, как они перебегают улицу по направлению к реке. Еще улица влево, и мы видим в конце ее, ближе к лугу, лежащую лицом к нам роту красных. Поняв, что нас горсточка, рота ощетинилась винтовками и принялась палить. Тут был убит мой любимый кадровый унтер-офицер, но мигом наша вторая пулеметная тачанка повернулась и открыла меткий огонь. Рота сразу сдалась. Пройдя немного дальше, мы натыкаемся на наши взводы с командиром эскадрона и на улан, которые отправляли в наш тыл взятых пленных и пулеметы. Вскоре мы узнали, что Большая Каховка взята. Атака на этот раз удалась.
Отправляя взятые нами пулеметные тачанки в тыл, назначаю за старшего добровольца-охотника, мальчика-еврея 19 лет. У нас в эскадроне их было двое. Оба безумной отваги бойцы. В виде напутствия говорю, шутя, еврейчику: «Борис, ты мне головой ответишь за сохранность пулеметов». – «Понял, господин ротмистр. Пулеметы у меня отнимут, только перешагнув через мой труп». Позже узнал, что получился курьез. Борис подкатил пулеметные тачанки к начальнику бригады генералу Данилову и отрапортовал: «Ротмистр И. посылает вам подарок, приказав мне стеречь пулеметы до их возвращения». Генерал говорит: «Вот и отлично. Пленных красных и две пулеметные тачанки я сейчас же дам корниловцам». Борис уперся: «Ни за что пулеметов не дам до возвращения ротмистра И.». – «Хорошо, хорошо, – смеясь, говорит генерал Данилов, – я дам тебе расписку с печатью в получении пулеметов. Тогда от ротмистра тебе не попадет». И действительно выдал расписку с печатью и подписью.
Когда меня послали за дальнейшими
