Шрифт:
Закладка:
После ужина мы продолжили нашу прогулку, и сэр Гаа Рон рассказал мне об истории города и его достопримечательностях. Он показал мне место, где были возведены самые первые постройки в городе, рассказал истории легендарных людей, ставших прообразом тех статуй, что расположились на Главной площади. Он говорил о своих усилиях, предпринятых после войны для восстановления города и возвращения в нем жизни. С ним было интересно и нескучно. И даже арус с непосредственным видом весело скакал вокруг него и меня, когда мы останавливались возле очередной статуи благородного героя.
Мы вернулись домой усталые и удовлетворенные, когда звезды уже горели на небесном своде. Нас встретили черные проемы окон, подсказавшие мне, что милорд и Анжей, по всей видимости, решили заночевать в другом месте. И я почувствовала, что готова завыть точно так же, как выл второй арус, оставленный мною в цепях.
Несмотря на некоторые опасения, мой арус дал спокойно застегнуть ошейник на своей шее, и я вдруг поклялась себе, что им обоим не придется больше сидеть на цепи. Уходить от них не хотелось, как будто два диких зверя способны были защитить меня от третьего и самого опасного из всех зверей — человека.
Сэр Гаа Рон молча ожидал меня у самых дверей, ведущих в дом, и совершенно очевидно потешался в душе над моими страхами. Направляясь к нему, я чувствовала себя городским жителем, ступающим по болоту, и совершенно не различающим, что находится под ногами — твердые кочки или омут, в который можно окунуться с головой и больше не вынырнуть.
В дом заходить не хотелось, а способов потянуть время в голову не приходило. Лишь несколько метров разделяли меня и сэра Гаа Рона, и чувство безопасности, рожденное близостью аруса, таяло тем быстрее, чем ближе я подходила к дому.
Я остановилась возле ступенек и задержалась на какое-то время, чувствуя затылком, как смотрят на нас мои гвардейцы и воины сэра Гаа Рона, охраняющие дом и ворота. Гаа Рон не открывал дверей и не приглашал меня войти, заставляя нервничать еще больше. Он просто ждал, как паук, наблюдающий за мухой, ползущей к его паутине. И у меня не было сил, чтобы побороть скверные предчувствия и свой безотчетный страх.
Но на меня смотрели мои гвардейцы, и подобный страх был недостоин моего положения. Жизнь в этом мире заразила меня трепетным отношением к собственному статусу, требовавшему от меня соблюдения определенных правил и норм поведения. Принцы и магистры этого мира не боялись своих врагов и никому не позволяли внушать себе страх или поддаваться ему. Меня признали равной им, и все это время я продолжала играть по установленным правилам, а трусливого поведения в этих правилах не было предусмотрено. Бояться могла лишь Лиина, но принцесса Лиина не имела на это право…
Еще одно мгновение и еще один вздох, и я поднялась по ступеням и коснулась руки сэра Гаа Рона, пытаясь сохранить видимое спокойствие. Отблеск ночных фонарей сделал его лицо бледным и неживым, но он умудрился улыбнуться мне так, как способен улыбаться лишь очень гостеприимный хозяин, приглашающий в дом друзей. Я могла бы побиться об заклад, что никто из его воинов даже не заподозрил о произошедшей между нами размолвке.
— Вы собираетесь пригласить меня в дом, или мы всю ночь простоим на его пороге, сэр Гаа Рон?
Он склонил свою голову в ответ и распахнул двери приглашающим жестом, а затем пропустил меня вперед.
Я сосчитала ступеньки, когда поднималась по лестнице на третий этаж. Их было ровно сорок три.
Сэр Гаа Рон зажег огромные свечи, стоявшие на подоконниках, и проводил меня до гостевой комнаты. Дорогу до нее я запомнила смутно, а вот пожелание спокойной ночи поняла очень хорошо, ибо сказано оно было на древнем языке, на котором были написаны старые книги. «Дэа норэ а контэ солле» — «Сон праведника, как сон мертвеца». Только вот к кому из нас это изречение больше подходило?
— В моем мире говорят, что только у негодяев самый крепкий сон. — Я прошептала эти слова уже в спину уходящего Гаа Рона и ответом на них был легкий щелчок дверного замка.
Очень хотелось спать, но я не могла заставить себя прилечь. Ощущение незавершенности прошедшего дня и чувство опасности, о которой нашептывала моя интуиция, не давали прилечь на мягкую перину, манившую к себе обещанием покоя и отдыха. В этой комнате было все, кроме чувства комфорта и безопасности. Моя душа и мое тело не хотели оставаться здесь, но я не знала, как поступить. Я продолжала стоять в центре комнаты, не решаясь сделать и шага, пока ноги не затекли. Затем села на пол, по-прежнему не в силах заставить себя подойти к кровати или к креслу возле окна. Я даже не понимала разумом, почему я не хочу двигаться, просто не хотела и все.
Но я провела несколько лет в землях, где черный цвет имеет множество оттенков, и я научилась их различать. Темнота, обволакивающая кровать, кресло и всю мебель вокруг меня была не такой, как обычная темнота комнат, погруженных в ночной сон. Никто не смог бы различить подобные нюансы, но я могла, и потому не хотела покидать центр комнаты, где спокойно спала обычная ночь, заглянувшая в этот дом.
А еще я злилась. Злилась на милорда, оставившего меня, на Анжея, в чьи обязанности входило приглядывать за мною, а также на себя, ибо собственная слабость не позволяла принять окончательное решение и выбрать приемлемый вариант поведения. Я просто не знала, что делать, поскольку темнота никогда не охотилась за мною, а принимала в свои объятия, пусть даже ледяные и мокрые. И мне надоело прятаться от сэра Гаа Рона и от своей интуиции, и спать на полу все последние ночи подряд.
И все же раздражение на саму себя не могло заглушить мой внутренний голос или победить инстинкт самосохранения. В конце концов, усталость взяла свое, и я уснула на полу прямо в центре комнаты и никакие сны мне не снились…
Легкий стук в дверь разбудил меня на рассвете, и голос милорда спросил, можно ли ему войти. Я с трудом поднялась с пола, чувствуя, что не только не
