Согласно его плану, когда Иуда, позволив Каиафе взять Иисуса под стражу, спасет его от мечей учеников, он сам отправится к Пилату, с которым в добрых отношениях, и расскажет ему, что Каиафа взял под стражу римского гражданина, да еще тайного претендента на трон Ирода. Пилат наверняка потребует доказательств, за которыми Никодим посоветует ему обратиться к самому Иисусу, и спросит: «Что он за человек?» Вот тут Никодим не пожалеет красок. Он скажет ему: «Правитель, это единственный человек, который может решить все проблемы здешнего правления и гарантировать римлянам мир и большие доходы без увеличения расходов на армию».

Потом он скажет, что целью Иисуса в последние два года было усилить партию фарисеев и привлечь в нее низшие слои еврейского общества, чтобы привести весь народ, за исключением Храмовых служителей, во власть одной синагоги. Иисус-де проповедовал упрощение обрядов в Храме и отмену кровавых жертвоприношений, и если ему помочь, то вместо двадцати тысяч священнослужителей и левитов, содержать которых дорого обходится провинции, будет всего несколько десятков, а крепких левитов можно использовать как стражников вместо римских воинов. Более того, будут восстановлены древние святыни Силом, Фавор и Аин-Кадиш, чтобы во время трех великих праздников уменьшился поток паломников в Иерусалим. Даже вопрос с самарянами отпадет сам собой, ибо евреи и самаряне воссоединятся под властью священной особы царя, признанного и теми, и другими. Довольная страна (евреям по душе монархия) с такой же легкостью будет платить налог Риму, с какой платит Храмовый налог, и больше не потребуются ни мытари, ни продажные стражники. Не будет ни нищих, ни преступников. Свержение четвертовластников Антипы и Филиппа и объединение всех земель в единое государство устранит дорогое удовольствие в виде ненужных границ и местных судов. Безусловно, римляне сохранят право беспрепятственного прохождения войск к их гарнизонам за Иорданом.

Не может быть, чтобы Пилат не счел эти доводы убедительными, но в любом случае он не замедлит с ответом. Ему придется вызволить Иисуса из тюрьмы первосвященника, который не имеет права судить римского гражданина, и сделать подробный отчет императору Тиберию.

Никодим был очень возбужден и, как ни странно, ни разу не задумался о том, придется ли эта роль по душе Иисусу.

Глава двадцать седьмая

ТРИДЦАТЬ СЕРЕБРЯНЫХ ШЕКЕЛЕЙ

Тем временем Иисус с нетерпением ждал возвращения Иуды. Почему он так долго? Неужели не нашел никого, кто продал бы ему меч? Мирным жителям правда, запрещено носить мечи, но их всегда можно купить в галилейском квартале. Наверно, с ним что-то случилось. Или его благочестивое возмущение погасло из-за нежелания проливать кровь, и он просто-напросто сбежал, чтобы уклониться от исполнения долга? Если он не вернется в ближайшее время, удар нанесет более решительный ученик.

Он сказал так, чтобы его поняли:

— Сказано, поражу пастыря, и рассеются овцы стада. Дети мои, скоро мы с вами расстанемся.

Они ничего не поняли.

— Куда ты пойдешь, учитель? — спросил Петр. — Разреши мне идти с тобой.

— Тебе туда нельзя.

— Я пойду за тобой всюду и буду делать все, что скажешь, даже если мне придется умереть из-за этого.

Иисус внимательно оглядел его и сказал:

— Прежде чем кончится эта ночь, вы все отречетесь от меня. Вы все устыдитесь своих видений и пастырских плащей. Вас спросят, и вы ответите: «Я не пророк, я земледелец, потому что некто сделал меня рабом от детства моего».

— Нет, учитель, — возразил ему Петр, — я не отрекусь от тебя, только не я!

— В эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от меня.

— Нет, не отрекусь.

Иисус вздохнул и напомнил стихи Исайи:

Не знают и не разумеют они:

Он закрывал глаза их,

чтобы не видели, и сердца их,

чтобы не разумели.

Уже были съедены пасхальный агнец до последнего кусочка и хлеб, осушены третья и четвертая чаши и спет последний гимн «Хвалите Господа, ибо Господь благ». Иоанн вновь развел огонь и сжег кости. Уже пустили по кругу таз, и все омыли в нем руки и вытерли их о полотенца. Пора было уходить. Иисус встал, снял с себя все одежды, кроме набедренной повязки, обвязался большим полотенцем, налил в таз воды и, словно он был банщиком, принялся мыть удивленным ученикам ноги.

— Учитель, зачем ты так шутишь? Или ты стал нашим рабом?

— Люди — рабы друг друга, и царь — раб своего народа, и все вместе — рабы Бога. Что до меня, то я раб, в котором соединились злодеяния всего Израиля.

— Ты грешник? Что еще за загадка?

— В свое время вы решите ее.

Поначалу Петр не разрешил Иисусу мыть ему ноги, но Иисус пригрозил, что прогонит его, если он не подчинится, и тогда Петр воскликнул:

— Но тогда не только ноги, а еще руки и голову!

— После Иоаннова омовения тебе этого не надо. Только ноги надо вымыть из-за грязи, в которую их завел враг Бога, а ведь сегодня им стоять на святой земле.

— На какой земле?

— Мы пойдем на Масличную гору, на которую Сын Человеческий должен сойти с неба.

Они вышли из дома, и, когда они шли по улице, Иисус спросил их:

— Кто из вас послушен мне?

— Я послушен, — гордо ответил Петр. — Пока остальные собирались, я, не выходя из дома, купил два меча. В конце концов я догадался, что с ними делать.

— Не спеши, богобоязненный сын Ионы! Оставь один меч себе, а другой отдай Иоанну. Двоих достаточно для исполнения мести Господа. Увы, разве не сказано: «Но беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим, и грехи ваши отвращают лице Его от вас, чтобы не слышать. Ибо руки ваши осквернены кровью и персты ваши — беззаконием; уста ваши говорят ложь, язык ваш произносит неправду».

Они вышли через Восточные ворота из города, спустились к Кедрону, перешли его по мосту и поднялись на Масличную гору. Тропинка привела их прямо к высокой ограде Гефсиманского сада, где была маслобойня, которой Никодим разрешил Иисусу воспользоваться, если он попадет в беду. По дороге им никто не встретился, найти ворота оказалось нетрудно, а отпереть еще легче — ключом, который Иуда достал за два дня до этого. Оливы были старые и самой причудливой формы. Четыре-пять из них считались посаженными еще при царе Соломоне, когда закончилось строительство Храма. Крестьяне говорят: «Купи вола, купи осла, и