«Сегодня я узнала, что я только для твоих глаз».

Под фотографией, на которой я выхожу голой из спальни после того, как нашла его в отключке в «Луссо», и после того, как он показал мне, что умеет разговаривать, пишу:

«Сегодня я узнала, что я только для твоих прикосновений и твоего удовольствия. Но больше всего мне понравилось, что ты сказал, что любишь меня».

Маркер скользит к снимку, на котором я в наручниках.

«Сегодня ты познакомил меня с трахом-возмездием».

Быстро осматриваю стену и нахожу фотографию, на которой иду перед ним через фойе отеля «Ритц».

«Сегодня я узнала, сколько тебе лет… и что тебе не нравится, когда на тебя надевают наручники».

Я не могу остановиться. Каждое изображение навевает мысль, и я ловлю себя на том, что помечаю фото за фото своими воспоминаниями в словах. Джесси не останавливает меня. Я продолжаю, словно пишу дневник последних нескольких месяцев своей жизни. Записи не нужны, каждый момент запечатлен в мозгу, хороший и плохой, но все они хорошие. И их так много, бесчисленное количество. Иногда слишком легко позволить им ускользнуть на задний план, когда на пути встает что-то не очень хорошее. Наше короткое время было наполнено бомбардировкой плохого, но все хорошее намного перевешивает сложные моменты. Джесси напомнил мне об этом.

Рука болит к тому времени, когда я добираюсь до своей последней фотографии, — во всяком случае, до последней на данный момент. Уверена, что добавлю больше подписей. На ней я стою на террасе «Рая». Я прижимаю кончик маркера к стене.

«Сегодня я решила, что ты прав. С нами все будет хорошо.

И, да, у меня действительно появился животик… и я люблю тебя за то, что ты стал его причиной.

Я всегда буду любить тебя.

До самого конца».

Защелкнув колпачок на маркере, делаю глубокий вдох и, наконец, смотрю в лицо моему Лорду, ударяясь прямо ему в грудь и вдыхая свежий мятный аромат. Лицо серьезное, а зеленые глаза затуманенные.

— Я закончила, — шепчу тихо, но он не смотрит на меня. Он изучает все мои подписи, его глаза путешествуют по стене и время от времени останавливаются, чтобы прочитать то, что я написала.

Он берет у меня маркер и подходит к фотографии, на которой я убегаю из «Поместья», а затем встает вплотную к стене. Я не вижу, что он пишет, и наклоняюсь, пытаясь заглянуть за Джесси, но он стоит слишком близко. Наконец, он отходит, и я вижу надпись в верхней части изображения.

«Сегодня мое сердце снова забилось.

Сегодня ты стала моей».

Сжимаю губы и наблюдаю, как он переходит к изображению меня, сидящей в высокой траве на территории «Поместья» в свадебном платье, с ног до головы в кружевах цвета слоновой кости, и солнце стреляет лучами света сквозь деревья позади меня. Я смотрю в сторону, наверное, на фотографа. Снова Джесси встает вплотную к стене, а затем отходит, жуя кончик маркера. Он нарисовал идеальный нимб над моей головой и написал:

«Моя прекрасная девочка.

Моя дерзкая искусительница.

Моя Леди.

Мой ангел.

Моя Ава».

Я улыбаюсь и делаю шаг вперед, вынимая маркер у него изо рта и вытаскиваю его из грез наяву. Закрываю колпачок и опускаю маркер на пол, а затем грациозно взбираюсь на него, обвиваясь вокруг большого тела.

Джесси обхватывает ладонями мою задницу, а его глаза пылают.

— Ава, сегодня был самый длинный гребаный день в моей жизни.

— Длиннее, чем последний самый длинный день?

— Каждый день становится длиннее. Я слишком привык к тому, что ты со мной круглые сутки. Считаю, что должен уделить тебе немного особого времени.

Эти слова заставляют меня сдернуть пиджак с его рук и жадно впиться в его губы.

— Полегче, — мягко предупреждает он, двигая руками по очереди, чтобы я могла избавить его от пиджака. — К чему такая спешка?

Заставляю губы замедлить поглощение — легче сказать, чем сделать, когда у меня его не было целых два дня.

— Прошло слишком много времени, — бормочу, дергая его за галстук, возможно, слегка придушив, но не прерываю поцелуй, чтобы удостовериться.

— Эй.

Джесси тянет меня за ноги, пытаясь оторвать от себя. Я не облегчаю ему задачу, хотя вскоре снова стою на полу, тяжело дыша и не соприкасаясь с ним. Он отступает назад и стягивает галстук через голову, прежде чем скинуть обувь и носки. Его глаза пылают и практически превращают мое платье в пепел.

— Сними платье, — приказывает он, не отрывая от меня взгляда, расстегивает пуговицы на рубашке, а затем берется за манжеты. Это совсем не помогает мне в моем голодном состоянии.

Мне требуется ровно три секунды, чтобы расстегнуть молнию на платье и стянуть его через голову, оставаясь в кружевах, бросаю быстрый взгляд на свой живот, чтобы проверить, вырос ли он за день. Вдыхаю, пытаясь оценить его, слегка отвлекаясь от моего