Шрифт:
Закладка:
Веселившиеся, глядя на его унижение, соседи по камере вдруг поспешно разбежались по своим койкам. Дверь открылась, и появился тот же самый надзиратель. С отвращением взглянув на Сун Чена, стоявшего на коленях перед парашей, он приказал:
– Живо умойся под краном. К тебе посетитель.
* * *Поспешно умывшись, Сун Чен проследовал за надзирателем в просторное помещение, где ждал неожиданный посетитель. Он оказался очень молодым человеком с узким лицом, взлохмаченными волосами и в очках с толстыми стеклами. В руке у него был огромный портфель.
Сун Чен сел на стул с отстраненным видом, не глядя на пришедшего. Вообще-то, и само разрешение на свидание, и тем более то, что встреча происходит здесь, а не в специальной комнате со стеклянной перегородкой, породили у него хорошие предчувствия. Однако первые же слова незнакомца заставили Суна удивленно вскинуть голову.
– Меня зовут Бай Бин, я инженер из Центра метеорологического моделирования. Я нахожусь под следствием по той самой причине, по которой пострадали вы.
Сун Чен пристально посмотрел на посетителя. Очень уж странно тот разговаривал – такие вещи следует говорить чуть слышным шепотом, но Бай Бин разговаривал в полный голос, как будто речь шла о чем-то таком, что ни в малейшей степени никого не интересовало.
Бай Бин, похоже, уловил его растерянность.
– Два часа назад я звонил Большому Начальнику. Он хотел поговорить со мною лично, но я отказался. Тогда за мной пустили слежку и сопровождали до самых дверей тюрьмы. Арестовывать меня не стали, потому что полицию заинтриговало мое намерение встретиться с вами. Они хотят узнать, что я вам скажу, и сейчас внимательно слушают наш разговор.
Сун Чен перевел взгляд с лица Бай Бина на потолок. Пришелец не вызывал у него доверия, да и, помимо всего прочего, его не интересовала возможная тема разговора. Ему грозила смертная казнь, и хотя закон сохранил ему жизнь, он был полностью сломлен. Его сердце было все равно что мертво. Его теперь просто ничего не могло заинтересовать.
– Я знаю всю правду, – сказал Бай Бин.
Тут Сун Чен все же невольно улыбнулся. Пусть чуть заметно, но все же. Правды не знает никто, кроме них. Но произносить вслух эти слова он не стал.
– Семь лет назад вы начали работать в провинциальной Комиссии по проверке дисциплины. Повышение получили только в прошлом году.
Сун Чен молчал, хотя уже начал злиться. Слова Бай Бина вновь пробудили воспоминания, от которых он все время старался уйти.
Громкое делоВ начале века Местное народное правительство Чжэнчжоу начало политику назначения заместителями руководителей людей с высшим образованием и – предпочтительно – с ученой степенью. Этому примеру последовали многие другие города, а позднее ту же практику начали применять правительства провинций, даже отменив требования к году выпуска и предложив более высокие стартовые позиции. Это был отличный способ продемонстрировать миру широту взглядов и дальновидность кадровиков, хотя на деле привлекательная с виду концепция сводилась всего-навсего к политическому жесту. Кадровики действительно были дальновидны – они прекрасно знали, что этим умным, хорошо образованным молодым людям катастрофически не хватало политического опыта. И, вступив в незнакомую и безнравственную политическую сферу, они сразу же терялись в бюрократическом лабиринте, не имея ориентиров и почвы под ногами. В результате этой затеи значительная часть вакансий так и осталась незаполненной, а вот политические позиции кадровиков существенно укрепились.
Сун Чен, бывший тогда преподавателем права, соблазнился открывающимися перспективами и сменил уютный кампус на мир политики. Из коллег, выбравших тот же путь, никто не продержался дольше года; они побросали новые должности, совершенно упав духом и утратив прежние идеалы. А вот Сун Чен явился исключением. Он не только удержался в политике, но и немало преуспел.
Своими успехами он был обязан двоим людям. Одним из них был его институтский однокашник Лю Вэньмин. Он поступил на государственную службу еще на последнем курсе обучения; Сун Чен тогда готовился в аспирантуру. Благодаря привилегиям семейного происхождения и собственным самоотверженным усилиям он через десять лет стал самым молодым секретарем Комиссии по проверке дисциплины в стране, возглавив организацию, отвечающую за поддержание дисциплины в партии во всей провинции. Именно он посоветовал Сун Чену отказаться от книжной премудрости ради практики управления. Когда «простой ученый» только начинал работать, Лю не просто вел его за руку, а скорее помогал переставлять ноги, самым форменным образом обучал его ходить. Он обводил его вокруг ловушек и предательств, которые Сун Чен сам никогда не заметил бы, и вывел на ту самую дорогу, которая привела к сегодняшнему дню. Вторым был Большой Начальник… При мысли о нем сердце Сун Чена стиснул спазм.
– Вы не можете отрицать, что сделали выбор самостоятельно. Вас ведь никто к этому не подталкивал, верно?
Сун Чен кивнул. Да, ему предоставили выход из сложившегося положения – можно сказать, широкий проспект с его именем, обозначенным большими светящимися буквами.
Бай Бин продолжал:
– Несколько месяцев назад вы встречались с Большим Начальником. Не сомневаюсь, что это событие вы хорошо запомнили. Вы посетили его на пригородной вилле на берегу Янцзы.
Выйдя из машины, вы увидели, что он ждет вас у ворот – редкая и высокая честь. Тепло пожав вам руку, он провел вас в гостиную.
Обстановка там на первый взгляд производит впечатление непритязательной простоты, но это ошибка. Старинная мебель из красного дерева стоит миллионы. Простенькая картина-свиток, висящая на стене, выглядит еще старше, если присмотреться, видно даже, что она повреждена насекомыми, но ведь это не что иное, как «Вид на реку Данхэ» кисти У Бина, художника династии Мин, купленная на аукционе «Кристи» в Гонконге за восемь миллионов гонконгских долларов. А чашка чая, который Большой Начальник лично заварил для вас? Эти листья получили пять звезд на Международном конкурсе чая и продаются по девятьсот тысяч юаней за полкило.
О да, Сун Чен помнил тот чай, о котором упомянул Бай Бин. Отвар сверкал зеленью наилучшего изумруда, в его прозрачном слое плыло несколько нежных листочков, наводивших на мысль о томных звуках струн гучжена, на котором играет какой-нибудь святой отшельник высоко в горах… Он даже вспомнил, что почувствовал тогда: «О, если бы мир за стенами дома мог быть таким прекрасным и чистым!» Апатия, словно чехлом накрывшая было его подавленные мысли, вдруг развеялась, и затуманенный разум вновь обрел четкость. Он уставился на Бай Бина широко раскрытыми от потрясения глазами.
Откуда ему все это известно? Вся эта история была тайной из тайн, и знало о ней