ещё поговорю, не переживай, — мягко ответил Философ. — Если ты хочешь, то мы можем сказать, кто скрывается под маской Одержимого, только, все трое, обещайте хранить это в тайне.

Фридрих перевёл взгляд на змею, и та поводила в воздухе раздвоенным языком. Что бы это значило?

— Да, я хочу это узнать, Верховный Владыка, — согласился Ариан. — И никому не сообщу засекреченные данные.

— И я не скажу, — подтвердила Хелен.

— И я, — буркнул Хосров.

— Хорошо, — Философ улыбнулся в бороду.

Он подошёл к стулу с самой высокой спинкой и нажал на пару кнопок в столе. По центру круглой столешницы вырос изумрудный голографический экран, где был в полный рост изображён человек в длинном плаще с высоким воротником и в зеркальной маске.

— Ваши сомнения напрасны, мои молодые друзья, — заговорил Верховный Владыка. — Одержимый — выходец из этих стен, и его настоящее имя — Лорд Лукардо.

Он покрутил шариком-манипулятором, встроенным в стол, и рядом с полноразмерным Одержимым появились две фотографии — в анфас и в профиль. На них Фридрих разглядел человека в таком же плаще, только без маски. Под шлемом оказалось благородное лицо с орлиным носом и выступающими скулами. Светлые, коротко стриженные волосы были ровно прилизаны. Глаза излучали злобу, а в ухмыляющемся рту блестели острые клыки — бутафорские или имплантированные.

— Носферату, расскажи ему, — Философ кивнул Высшему Лорду.

Весьма худой и бледный мужчина неопределённо преклонного возраста подплыл к Фридриху. Носферату облачился в чёрный строгий фрак, поверх которого тоже накинул длинный плащ. Безволосая голова Высшего Лорда была изрыта морщинами, уши — заострены, а глаза налились красным.

— Лорд Лукардо — мой самый способный оперативник, — замогильным голосом прохрипел Носферату, водя длинными пальцами в воздухе. — Мы тренировали его два года, и сейчас он выполняет невероятно важное задание. Подробностей сообщить не могу.

Пока Высший Лорд говорил, он не один раз обнажил неестественно большие клыки.

— Хм… понятно, — но Фридрих вообще ничего не понимал.

Если Одержимый был проектом Носферату, то как с любимой вампирской темой Высшего Лорда вяжутся чумные доктора из подземелий?

— А теперь идите и займитесь своими делами, — снисходительно продолжил Философ. — И, прошу вас, не стойте на пути Одержимого. Он верно служит делу Разрушения.

В подтверждение своих слов он пристально посмотрел на Грюнвальда.

— Хорошо, Верховный Владыка, — произнёс Фридрих. — Спасибо.

— Помните, Ариан — пока обстоятельства играют не в вашу пользу, — Ребеллия не упустила случай его подколоть.

— И советую проверять факты! — поддакнул возлюбленной Штейнштейн. — Настоящий учёный не руководствуется домыслами!

— Спасибо за… напутствия, миледи и милорд, — невозмутимо ответил Фридрих. — Идём! — он повернулся к Хосрову и Хелен.

Все трое покинули Зал Совета. Когда двери захлопнулись, Грюнвальд был готов поклясться, что слышит за ними крики Леди Серпентиры — будто она корчилась от невыносимой боли. Неужели всё-таки существовал тот, кто мог причинить ей вред? Но с чего бы ей подчиняться Философу, будь он слабее её?

— Какого змея это всё значит? — возмутилась Хелен. — Даже ребёнок бы понял, что здесь что-то не так!

С Фридрихом и Хосровом она шла по просторной галерее с высоким потолком — той самой, где некогда рассталась с Цапфером. Справа сменяли друг друга большие готические окна, за которыми виднелся космос, а слева тянулись ряды картин. Для экономии энергии портреты отключили на праздники, и в вычурных серебристых рамках зияла чернота экранов. Кроме трёх товарищей по несчастью, в коридоре почти никого не было — лишь немногочисленные компании инициатов, не улетевших на независимые планеты, да одинокие прохожие. Широкие подоконники непривычно пустовали — первые экзамены начнутся ещё через несколько дней.

— А что же случилось на Великородине? — полюбопытствовал Грюнвальд.

— Одержимый… — Хосров остановился на полпути. — Он взорвал дома, и… обломки убили тысячи людей, которые праздновали День Империи на баржах.

— Хм… — Фридрих задумался и посмотрел на Хелен.

Девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула, качая головой, а её друг мысленно попробовал связать события на Рейвенхольде и Великородине. И пока не получалось — цель Одержимого и «Чумы» оставалась неясна.

— Я тебе поражаюсь, Ариан, — изумился Хосров. — Ты не сочувствуешь этим людям?

— Сочувствую, но конкретно сейчас пытаюсь понять, что же происходит, — с нажимом ответил Грюнвальд. — Нам нужно самим всё выяснить, только сперва каким-то образом улететь отсюда. Здесь Философ не даст нам покоя.

— Что ж, мысль здравая, — согласился бывший заговорщик, продолжив шаг.

— Серпентира заперта у Философа и нам помочь не может, — протянула Хелен. — Но что, если мы возьмём её фрегат?

— У меня нет кодов доступа, но ради такого случая попробую взломать, — отозвался Фридрих. — Или А. С. П. И. Д. всё сам поймёт.

Она его поддержала:

— Что уж гадать — идём!

Главная Галерея свернула налево, и впереди замаячил вход в Сад Хрустальных Деревьев. Однако разрушители направились не туда, а к спуску в подземелья. Через несколько пролётов троица попала в пещеру, выдолбленную в породе астероида.

Грюнвальд, Хосров и Хелен двигались по туннелю с почти плоским полом и сводчатым потолком, освещённому редкими розоватыми факелами. Холод щекотал тело Фридриха. С осторожностью Ариан глянул за угол каменистой стены и увидел посреди сталактитов серую металлическую нишу с автоматической дверью. И солдат, которые расхаживали вблизи неё.

— Это Змеиная Стража, — со смесью ужаса и восхищения произнёс Хосров.

— Тсс! — осадила его Хелен.

Бойцы носили чёрную броню с изумрудным отливом. Края пластин окаймляли серебристые узоры. Шлемы напоминали головы змей, из клыкастых пастей которых выглядывали татуированные лица. У одного — наверное, главного, имелся капюшон, как у Леди Серпентиры. В руках эти солдаты держали винтовки странной конструкции, необычно изящные для человеческого оружия. У основания дула сияло зелёное энергетическое ядро.

Ариан почти не встречал Змеиных Стражей в стенах Тёмного Замка. Обычно эти элитные воины где-то скрывались, якобы чтобы инициаты отдохнули от милитаризма Империи и ощутили атмосферу свободы и прогресса. Но на самом деле Ребеллия и ей подобные расписывались в собственной слабости — сильные бы, наоборот, не гнушались демонстрировать свою мощь.

— Значит, Философ ожидал, что мы сбежим, — Грюнвальд повернулся к союзникам. — И всё очень серьёзно, раз прислал сюда их.

— Что ж, мы сможем вылететь только из общего